Моя Академия 3 - Евгений Син

я, — говорит Кольцов. — Понимаешь, я не человек и не животное. Если так подумать, даже не существо с той точки зрения, с которой ты думаешь. Просто ближайшая аналогия. Думать так, как делаешь это ты, я не умею.

— Допустим, — стараюсь переварить полученную информацию. — Но вы же разговариваете самостоятельно — я же вас понимаю.

— Да, но разговаривает и думает Кольцов. Не я, — поясняет следак.

— Звучит всё более странно, — говорю ему и кидаю быстрый взгляд на Ариадну.

Девушка ведет себя как заботливая кукла. Периодически поправляет плед и протирает тряпкой лоб Кольцова. Мужику плохеет на глазах.

— Ваш человеческий мир для меня — пустыня. Мой мир — это, по-вашему, Инферно, — говорит следователь. — В нём очень много магии, но очень много жизни. Фактически, попав сюда, к вам, я умирал. В том месте, где умирал я, погибал ещё один человек.

— По имени Козьма Ефремович Кольцов, — договариваю за следаком.

— Верно, — устало моргает мужик. — Он отдал своё тело и разум в пользование, чтобы донести весть до своих соратников. Я так понимаю, весть он донёс?

— О чём? О том, что его убили? — переспрашиваю. — Донёс. Но вы же не Козьма Ефремович Кольцов, он выглядит по-другому. Я видел фотографии.

— В тот момент, когда Кольцов умирал, он уже не был похож сам на себя, — рассказывает следак. — Пришлось собирать из того, что оставалось понятным. Получилось близко к человеческой форме.

— Настоящего Кольцова больше нет? — спрашиваю.

— Почему же, — устало моргает следователь. — Сейчас он тоже здесь. Правда, ему после выполнения миссии, совершенно неинтересны дела живых. Телу умереть не даю. Получается, он застыл на грани жизни и смерти.

— Много вас таких в нашем мире? — задаю вопрос.

Мужик сидит в кресле из последних сил. Его пальцы непроизвольно сжимаются.

— Сомневаюсь, что здесь есть хоть один… здесь сошлось слишком много разных случайностей… — прерывисто отвечает следак. — Мне повезло и вашему Козьме повезло… хотя, подожди, он всё-таки хочет что-то тебе сказать…

Лицо мужика едва заметно меняется. Пробегает едва заметная тень.

— Парень! — тон голоса меняется, вырывается сдавленный хрип. — Меня убили, потому что я начал копать причины прорыва. Прорыв в поезде… — мужик подслеповато щурится. — Не знаю, кто ты, но передай в сыскной приказ: прорывы рукотворные! Прорывы научились создавать, поэтому меня убили. В один из рукотворных прорывов попал… — пауза. — Поезд…

— Кому передать? — удивляюсь.

— Поезд, — продолжает говорить Кольцов, будто не слышит меня.

— Кому передать? — ещё раз спрашиваю, на этот раз громче

— Поезд попал в рукотворный прорыв! — повторяет Козьма. — Поезд ноль-три из Светлогорска… Это важно! Парень, передай в сыскной приказ!

Козьма Ефремович повторяет одни и те же слова. Глаза пустые, пальцы сжаты.

— Так, чего передать-то? — не понимаю. — Скажите еще раз, что передать?

— Да всё, он не слышит тебя, — говорит лже-Кольцов.

Теперь различить их не составляет труда. У того, кто поглотил личность настоящего следака голос спокойный, скорее, умиротворенный. Только на слух, как наждачная бумага. Второй голос придушенный, сдавленный.

— Что теперь делать? — спрашиваю.

— А, ничего, тело доживает последние часы, — объясняет мужик. — Я не могу вызывать Кольцова по своему желанию. Что бы он тебе ни сказал — это лично твоя история. Я к ней вообще отношения не имею.

Ариадна сидит рядом с умирающим телом и никак не реагирует на изменения.

— Так, понятно, — задумываюсь. — Может быть, имеет смысл позвать других следователей?

— Нет, смысла в этом не нет, — неглубоко вздыхает мужик. — Если ты их сейчас вызовешь, я не достигну своих целей. Ариадна не достигнет своих. Мы просто умрём.

Девушка смотрит на меня стеклянным взглядом и почти сразу отводит глаза.

— Почему вы так считаете? Возможно, они помогут телу? — предполагаю.

— Нет, телу уже не помочь. Оно почти мертво, — голос мужика садится. — Существует только за счёт моих сил. В разум Кольцова они тоже не проникнут — я не дам. Следаки слабее меня в этой дисциплине. Я получил доступ к воспоминаниям господина Кольцова, но помочь следствию не смогу.

— Потому что не хотите? — высказываю догадку.

— И это тоже, — соглашается мужик. — Да и не могу. Представь, что ты находишься в пустыне, и от оазиса с водой тебя отделяет один шаг, а тебе говорят: «Нет, нет, нет. Давай-ка ты ещё пожаришься на солнце месяц, год, два, сколько-нибудь, а потом мы тебя напоим». Хорошая аналогия?

— Я понял, — отвечаю существу. — Тогда что нужно меня? Я ещё не маг, не умею ничего того, что могло бы вас спасти.

— Мне от тебя ничего не нужно, — продолжает мужик. — Мне нужно, чтобы ты меня проводил. Я не могу найти дорогу домой, — говорит Кольцов.

В роли проводника я себя никак не рассматривал. Никакой угрозы по-прежнему не ощущаю. У существа нет сил, чтобы причинить мне вред. Вызванные следаки мне тоже никоим образом не помогут. Если верить Кольцову на слово.

— Любой прорыв — это же для вас, по идее, как дорога домой? — предполагаю.

— В каком-то смысле ты прав, — соглашается мужик. — Но… Ты когда-нибудь пробовал плыть вверх по водопаду?

Так, ладно, ещё одна аналогия.

— Согласен. А от меня, что конкретно требуется? — стараюсь узнать. — Я же ничего не умею.

— От тебя требуется всего лишь сделать шаг в туман, — глаза Кольцова сверкают в полумраке. — Туда, куда зовёт твоё сердце.

— Я же тогда потеряюсь, — отвечаю.

— Не совсем. Я тебе объясню, как вернуться, — обещает существо. — Другое дело, что если ты сейчас ступишь в туман, то, конечно, потеряешься. Просто не дойдёшь туда, куда тебя тянет. На той стороне осталось что-то важное для тебя. У всех проводников похожая история. Именно это даёт им возможность находить дорогу туда и дорогу обратно.

— На той стороне у меня нет ничего важного, — уверенно заявляю.

— Не скажи, — не соглашается Кольцов. — Я вижу, что у тебя есть клятвы. Они вполне смогут притянуть тебя обратно.

Вспоминаю, как чувствовал расположение Академии, когда мы находились на Тропе. Всегда знал, как туда дойти. Я