Царская дорога - Дмитрий Чайка

— Да как обычно, — криво усмехнулись старейшины, которые поглядывали на нее с немалым недоумением и опаской. — Посеемся под зиму и будем богов молить, чтобы послал дожди, какие при наших дедах бывали.

— А какие дожди бывали при ваших дедах? — уточнила Феано.

— А летом их и вовсе почти не было, — обрадовали ее старейшины. — Зато зимой лило часто и понемногу. Моросило всю ночь. Вот такие были дожди.

— А сейчас как? — спросила Феано.

— А сейчас, если боги милостивы, тоже такие идут, — мотали бородами уважаемые люди. — Да только каждый третий год льет редко, да сильно. Ливни такие случаются, что склоны холмов размывает. Все зерно гибнет, а вместо полей получается грязь одна, которую с потоком уносит. А еще бывает, что и зимой дождей почти нет. Тогда на следующий год у нас дети начинают с голоду мереть.

— А каменные стены на склонах пробовали делать? — задала вопрос Феано.

— Только ими и спасаемся, — невесело усмехнулись старейшины. — Без них у нас весь урожай в реку унесет в первый же ливень.

— А какое зерно сеете? — спросила Феано.

— Ячмень все больше, госпожа, — ответили ей. — Да полбы немного.

— А просо? — подняла брови Феано, но внятного ответа не получила.

— Что же, — встала она и отбросила полотно со стола. — Смотрите! Это железный лемех, почтенные. Он вспашет землю на ладонь вглубь. Это железный серп. А вот в этой плошке — просо. Его-то мы и посеем(2). Оно сильную сушь выдерживает. Странно, что у вас его нет.

— Что-то не верится нам, госпожа, — загудели старейшины, передавая друг другу серп. — Ох и добрая штуковина!

— Славьте Морского бога, люди, — произнесла Феано, — и царя Энея, сына его. Всего пара лет, и ваши дети перестанут умирать с голоду.

— Ну, если так случится, госпожа, — пристально посмотрели на нее гости, — то мы право твоего мужа навеки признаем. Если поля рожать начнут, значит, от самих богов его власть.

— Я Великой Матери жертвенник велела поставить, почтенные, — сказала Феано. — И достойные дары ей принесу. Идите во двор, разбирайте плуги и мешки с просом. Если получим ее благословение, то через три месяца с урожаем будем.

— Когда ты сеять хочешь, царица? — изумленно посмотрели на нее старейшины.

— Прямо сейчас, — решительно ответила Феано. — Проса у меня немного, вы быстро управитесь. Заодно и новые наконечники для сох опробуете.

— Чудные вещи ты говоришь, — внимательно уставились на нее люди. — Но будь по-твоему. Нам по десятку мешков в землю бросить несложно.

Гости разъехались, утащив на ослах все ее невеликие запасы, и Феано встала лицом к грубо вытесанной каменной чаше, где приказала разжечь огонь. Деревянная щепа весело трещала, раскаляя камень, а Феано бросала в пламя горсти зерна и шептала.

— Великая Мать, молю тебя! Подари нам один дождь! Всего один. Дай прорасти зерну. Не погуби детей своих. Я тебе жертвы великие принесу, если урожаем одаришь. Тут ведь такая же беда, как и в других землях. Сушь великая стоит. Спасибо хоть место хорошее мой муж нашел. Аж две реки рядом. Вот встанем на ноги, искусных людей из Энгоми привезу. Будем воду наверх подавать, колодцы бить, цистерны строить… Но это еще когда случится! Дай нам жить, Владычица! Пошли дождь! Он всего-то один и нужен. Я ведь все, что привезла, людям раздала. Если дождя не дашь, плохо будет. Не прорастет то зерно, и тогда конец нам. И мне, и мужу. Получится так, что нет над ним милости богов, и тогда не царь он для этих людей.

Феано молилась так каждый вечер, благо делать ей все равно было нечего. Невеликие припасы и казну мужа она пересчитала в первые же дни, а потом либо у жертвенника звала Великую Мать, либо смотрела со стены на ливийский берег, который тянулся серой полосой на горизонте. Одиссеевы Столбы, которые в Энгоми считаются краем мира, вот они, прямо перед ней. Высоченная скала Гибралтара и гора на другой стороне пролива, ее близнец.

Она делала так каждый вечер, пока в один из дней не вернулся домой Тимофей. Он смотрел на свою жену, глаза которой горели лихорадочным блеском, и не мог понять, почему она плачет навзрыд. Разве простой дождь, что пошел вдруг, повод для такого?

— Эй! — он приподнял он ее голову и посмотрел в лицо, залитое потоками воды и слез. — Ты чего мокнешь здесь? Пошли в дом.

— Мы победили, господин мой, — всхлипнула Феано. — Без всякой войны победили. Сама Великая Мать только что благословила нас этой землей.

* * *

В то же самое время. Верхний Египет. г. Уасет.

Безымянный даже не представлял, насколько огромна Страна Возлюбленная. Он ведь уехал отсюда ребенком, не видев здесь ничего, кроме своей деревушки и крошечного храма. Он плывет по Нилу уже целый месяц, а вокруг него все та же картина. Все те же россыпи деревушек, города, храмы и пристани. И много, очень много крестьян, которые от зари до зари копошатся на своих пашнях. Время Шему — это сезон низкой воды, когда миллионы людей в спешке убирают с полей то, что даровали им боги за время Перет. Палящий зной жжет согбенные спины хлебопашцев, которые уже собрали ячмень и полбу. Теперь они убирают лен, бобы и лук, которые вызревают позже.

Нет времени у крестьянина для праздности. Ученые жрецы, которые сейчас день и ночь молятся богу Хапи(3), то и дело выплывают на простор великой реки и разглядывают воду, набранную в пригоршню. Вот-вот в ней появятся красноватые частицы живительного ила, который несет сюда от первых порогов. К этому времени все должно быть готово. Ведь разлив Нила — это точка, с которой начинается новый год и новая жизнь.

Безымянный вертел головой по сторонам и видел, как волы топчут снопы, выбивая копытами зерно. Как крестьяне в коротких передниках подбрасывают его лопатами, чтобы ветер унес шелуху, и как чистое зерно насыпают в мешки, которые потом навьючивают на ослов и везут в храмовые хранилища. Когда соберут урожай, старосты, которых зовут хати-аа, погонят людей чинить плотины, дамбы и шадуфы, поднимающие воду. Весь Египет превратится в