Царская дорога - Дмитрий Чайка

6 Пер-аа — Великий дом. От него произошло греческое слово фараон.

Глава 8

Год 5 от основания храма. Месяц седьмой, Даматейон, богине плодородия и сбору урожая посвященный. г. Ашшур. Ассирия.

Далекое горное царство оказалось всего в десяти днях пути от Вавилона. Тут-то Кулли и ждал караван из Угарита, который должен был подойти после Дня Великого Солнца. Дорога, да еще и такая дальняя — дело ненадежное. Мало ли что в пути случится. Добираться сюда из Угарита не меньше полутора месяцев, а если хороший давать отдых людям и животным, то и все два. Время шло, и пока что Кулли не особенно беспокоился, понемногу распродавая свой собственный товар. Хозяйский-то он всегда продать успеет.

Город Ашшур, изрядно перестроенный великим царем Тукульти-Нинуртой, поначалу очень понравился купцу. Крутая гора, обведенная высокой стеной, венчалась двойной уступчатой башней, устремленной в небо. Кирпичный зиккурат оштукатурен и выбелен известью, отчего виден почти на день пути. Необыкновенное зрелище. Впрочем, храм Ашшура — главный здесь, потому-то царь Ашшур-Дан и потратил многие таланты серебра, чтобы привести его в такой блистательный вид. Ведь именно этот бог покровительствует городу. Столица растет, и склоны холма густо облепили глинобитные домики с черепичными крышами. Северная часть ее, построенная все тем же Тукульти-Нинуртой, имеет собственную стену, замыкавшую защиту города, где живут тысячи людей.

Ашшур не попал в огненное жерло несчастий, захлестнувших берега Великого моря, он отсиделся за горами, пустынями и реками. До него не докатились волны «живущих на кораблях». И лишь набеги арамеев терзали его границы. Они почти что прервали торговлю с западом, и это едва не разорило ассирийских купцов.

— Ох, несчастье, добрый господин, — горестно вздыхал хозяин постоялого двора и трактира, где кроме Кулли и его людей никого больше не было. — Что за жизнь пошла! Убытки сплошные!

Язык Ассирии — это тот же привычный аккадский, только говор самую малость отличается. Потому-то трудностей в общении у Кулли не было никаких. А поскольку скука тут неимоверная, то что бы и не поболтать. Трактирщик кажется мужиком невредным.

— Да вроде бы в порту лодки есть, и много, — лениво поспорил Кулли, который тянул пиво, отодвигая трубочкой плавающие на поверхности куски плотной гущи. В Вавилоне пиво варили куда чище, чем здесь. Можно было и без трубки пить.

— Так это разве много, — снова вздохнул купец, погладив густую белоснежную бороду. — Вот когда я молод был, это была торговля! Про этих проклятых ахламу1 никто даже не слышал. Хурриты на западе как мыши сидели, а из захваченного Вавилона добычу и рабынь везли… Ой, простите, господин. Вы же оттуда приехали… Не подумавши, ляпнул.

— Много потеряли торговли? — спросил Кулли, который его извинения пропустил мимо ушей. Ассирийцев в Вавилонии ненавидели люто. Они столетиями терзали ее города своими набегами. И из самого великого города их выгнали едва ли лет сорок назад. Потому-то запустение такое в некогда богатейшем Вавилоне.

— Да и трети сейчас не наберется от старых времен, — махнул рукой трактирщик. — С востока караваны шли, и с запада. А сейчас Ханигальбалат2 едва усмирили, и его князей. Я давно караванов из Каркемиша не видел, с тех самых пор, как от царя царей Хатти даже памяти не осталось.

— Дадут боги, снова пойдут караваны, — сочувственно произнес Кулли. — А что, почтенный, говорят, тут у вас драхмы стали чеканить, как у царей Талассии.

— Не знаю я, что за Талассия такая, — гордо вздернул бороду трактирщик. — Отродясь такой земли не бывало. А серебряные слитки по сиклю и полсикля у нас теперь именем царя клеймят. Доброе серебро, господин, и считать его удобно. Только мало его пока. Говорят, государь наш им жалование платит воинам из кисир шарри. По сиклю в месяц, а остальное дает зерном, шерстью и солью.

— Ч-чего? — тупо уставился на него Кулли. — Что за кисир шарри такой?

— Собственное войско царя, — охотно пояснил старик. — У нас ведь армия — это крестьяне вольные, которых царь на войну зовет, и знать на колесницах со своими людьми. А кисир шарри не сеют и не пашут, они день и ночь с оружием упражняются. Кисир — это войско в тысячу или две человек.

— А, понял, о ком ты говоришь, — махнул рукой Кулли. — У нас в Вавилоне их царским отрядом называют. Звери лютые, а не воины. Много горя принесли моей земле.

— Да, воины они изрядные, — довольно кивнул трактирщик. — У них сейчас тысячник новый, чужак. Откуда-то с запада его государь пригласил в наши земли. По-новому воевать учит царских людей. Странно. Как будто до этого они воевали плохо!

— Надо же… — рассеянно произнес Кулли, провожая заинтересованным взглядом фигуристую бабенку в длинном платье, с расшитым платком на голове. Женщина, почувствовав его жадное внимание, вздрогнула, опустила глаза и ускорила шаг.

— А скажи, почтенный, как тут у вас насчет баб? — спросил он. — Томление в чреслах такое, что того и гляди на стену полезу.

— С бабами у нас строго, — недобро зыркнул на него трактирщик. — Если мужнюю жену возьмешь — смерть. Если нетронутую девицу возьмешь — смерть.

— А с кем порядочному купцу развлечься тогда? — возопил Кулли, который без женской ласки изрядно истомился. — У вас тут целых два храма Иштар, а приличных баб там вообще нет!

— Ищи без покрывала женщину, — со знанием дела ответил трактирщик. — Это или рабыня, или шлюха. С ними легко договоришься.

— А они платки почему не носят? — заинтересовался Кулли.

— Потому что за такое дадут пятьдесят палок, горячую смолу на голову выльют и поставят голую у городских ворот, — весело оскалился трактирщик. — Вот почему! Говорю же, у нас бабы в строгости живут, не то что у вас. У нас, если баба какая свободного мужа в драке по его естеству ударит, ей палец отрежут. А ежели естество лечения потребовало, то ей глаза выколют.

— Угу, — понимающе кивнул Кулли и с шумом втянул в себя пиво. — Спасибо за предупреждение, почтенный. Теперь, если увижу слепую бабу без пальца, стороной ее обойду. А то вдруг чего.

— У нас муж — господин