Последний герой нашего времени - Владимир Контровский

Мутное тяжёлое забытьё лопнуло и рассыпалось на тающие осколки. За окном висела сырая темнота – там дышало то глухое время суток, когда самые отчаянные гуляки уже давно спят сном нераскаявшихся грешников.

Во рту горело, и тело казалось чужим, словно кто-то, издеваясь, приклеил к мозгу этот нелепый придаток с руками-ногами и всеми прочими деталями. Надо бы встать и пошарить окрест – а вдруг? – да вот только он совершенно точно знал, что и в холодильнике, и во всех прочих сусеках шаром покати. Истреблено всё до капельки, а до рассвета (и тем более до открытия магазинов) – как до Китая пешком. «Беломор», правда, имелся, но это слабенькое утешение для внутренностей, истерично вопящих от последствий обильного возлияния.

Очертания комнаты и рисунок обоев плыли перед глазами, и это зыбкое колыхание не прекращалось даже при смыкании век. Спасительный холодок от глотка воды жил какие-то секунды, а затем выжженная пустыня внутри снова властно вступала в свои права. Любое шевеление казалось безумием, а минуты капали и капали, беззвучно исчезая в прожорливой и вязкой тьме, заполнившей всё вокруг.

Однако сознание было на удивление ясным и чётким, каким-то даже прозрачным. И в этом холодном и отстранённом, несовместимом с мучавшимся телом сознании вдруг зазвучал Голос – размеренный и хорошо различимый Голос с неживым металлическим оттенком.

А когда до Вадима окончательно дошло, что этот непонятный Голос произносит вполне осмысленные фразы, более того, строки, связанные между собой и наполненные содержанием, страдалец вскочил и начал судорожно шарить в столе и на книжных полках.

«Листок бумаги! Листок бумаги и карандаш – полпланеты за клочок бумаги и огрызок карандаша! Только бы успеть, пока Голос продолжает звучать, потому что утром от этого магического речитатива не останется и следа!».

Неведомые боги сжалились – тетрадный лист, чистый с одной стороны, и шариковая ручка, пригодная для создания на поверхности бумаги загадочных символов, именуемых буквами, нашлись почти сразу. И настольная лампа послушно загорелась – едва ли не до того, как тихо щёлкнула кнопка выключателя.

Строчки быстро выстраивались одна за другой, без ошибок и исправлений – набело. И неудивительно: записать диктуемое – и всего-то делов! Какие уж тут муки творчества…

И он успел. Когда Голос смолк, лист был исписан сверху донизу – девять строф.

Цепких лап крепки, прочны засовы,

Не хватайте, мёртвые, живых,

Не мешайте яды в разносолы

И не бейте топором под дых

Этот бред, который мучит ночью,

Тошнотворным зелием течёт,

Взнизывая кости позвоночьи

Дьявольской игрою в «чёт-нечёт»

Выдирая ноги из трясины,

В тусклом свете призрачных зарниц,

Ожидая нож и выстрел в спину,

Не живя уже наполовину,

Отгоняешь мрачных чёрных птиц…

Миражи сгущаются химерей,

Мельтешат Бесплотные кругом,

В окруженьи призрачных мистерий

Неподвижно мечешься бегом

Под ногой прочавкает болото,

Ненадёжна зыбкая стезя…

Снова Тень за ближним поворотом

Затаилась, кистенём грозя

Светятся глазищи-головешки,

С плотоядным клацаньем клыков

Кривятся несытою усмешкой

Порожденья темени кромешной

С красными бичами языков…

Дайте покаяния и света!

Отпусти, изыйди, Сатана!

Скачут Тени в диких пируэтах,

И опять холодная стена

Сколько можно, нервы рвутся в клочья,

Финишная близится черта…

Вместо слов – цепочки многоточий,

Вместо света – мрак и пустота