Assassin's Creed. Откровения - Оливер Боуден

Речь шла о башне на островке, оставшемся за кормой. Посмотрев туда, молодой человек кивнул:

– Да. Это очень старая башня. Ей уже одиннадцать веков, если не больше. Мы называем ее Кыз-кулесы. Кстати, вы знаете турецкий язык?

– Плохо.

– Тогда я переведу. По-вашему это будет Девичья башня. Так ее назвали в память о дочери султана, которая умерла от укуса змеи.

– Но почему она жила в башне маяка?

Молодой человек вновь расплылся в улыбке:

– Говорят, она очень боялась змей и думала, что уж туда они не доберутся… А теперь вы можете полюбоваться акведуком Валента. Видите его двойные арки? Древние римляне умели строить на совесть. В детстве я очень любил лазить на него.

– А туда любопытно бы забраться.

– У вас такое выражение лица, будто вы не прочь попробовать!

– Кто знает, – улыбнулся Эцио.

Молодой человек открыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал. Он смотрел на Эцио вполне дружелюбно. Ассасин знал, какие мысли бродят сейчас в голове юного турка: этот старик пытается убежать от своего возраста.

– Из каких краев вы возвращаетесь? – спросил Эцио.

Чувствовалось, молодой человек обрадовался вопросу, далекому от политики.

– Из Святой земли, – ответил он. – Из нашей Святой земли. Я говорю о Мекке и Медине. Каждый правоверный мусульманин должен хотя бы раз в жизни совершить паломничество туда.

– Вы решили сделать это пораньше.

– Можно сказать и так.

Некоторое время они молчали. Корабль плыл по спокойным водам Золотого Рога, приближаясь к гавани.

– Какая удивительная панорама, – нарушил молчание Эцио. – В Европе я не встречал похожих городов.

– Но эта часть города как раз находится в Европе, – улыбнулся молодой человек. – А вот та, – он указал на противоположный берег Босфора, – она уже в Азии.

– Все-таки есть границы, которые даже ваша империя не может преодолеть, – заметил ему ассасин.

– Их очень не много, – быстро ответил молодой человек.

Эцио показалось, что его слова не слишком понравились юному турку, считавшему свою империю непобедимой. Собеседник Аудиторе поспешил переменить тему:

– Вы сказали, что родом из Флоренции. Но ваша одежда говорит совсем другое. И уж простите за мою дерзость, мне показалось, что вы надели ее не вчера. Наверное, вы долго путешествовали?

– Sì, da molto tempo^[14]. Я выехал из Рима год назад, отправившись искать… вдохновение. И поиски привели меня сюда.

Молодой человек мельком взглянул на книгу в руках ассасина и ничего не сказал. Сам Эцио счел за благо больше ничего не говорить о «поисках вдохновения». Облокотившись на перила, он смотрел на городские стены, на корабли едва ли не из всех стран мира, в изобилии стоявшие у причалов. Багала медленно проплывала мимо них, приближаясь к месту своей стоянки.

– В детстве отец рассказывал мне истории о падении Константинополя, – сказал Эцио, посчитав дальнейшее молчание невежливым. – Это случилось за шесть лет до моего рождения.

Молодой человек бережно убрал астролябию в кожаный чехол и повесил себе на плечо.

– Мы называем этот город Костантинийе.

– А какая разница?

– Просто сейчас им владеем мы. Но вы правы. Костантинийе, Византия, Новый Рим, Красное Яблоко – не все ли равно? Говорят, Мехмед хотел переименовать город в Исламбул – «место, где торжествует ислам». Однако это опять-таки легенда. Правда, некоторые его так и зовут. Но люди образованные знают, что название Истанбол возникло из искаженных греческих слов. В переводе они означали «В город». – Он помолчал. – А какие истории вам рассказывал отец? Наверное, о смелых христианах, которых одолели коварные турки?

– Нет. Такого я от отца не слышал.

Молодой человек вздохнул:

– Мне думается, мораль любой истории зависит от характера рассказчика.

Эцио выпрямился. За время долгого плавания его тело достаточно отдохнуло, но боль в боку так и не прошла.

– Здесь я целиком с вами согласен, – сказал он.

Молодой человек улыбнулся тепло и искренне:

– Гюзель! Я рад! Костантинийе – город для всех народов и всех религий. Даже для византийцев, которые в нем остались. И для ученых вроде меня или… таких, как вы, путешественников.

Их разговор был прерван другим диалогом. Его вела молодая чета сельджуков, проходящих по палубе.

– Мой отец не желает мириться со всеми этими преступлениями, – говорил муж. – Если станет еще хуже, он просто закроет лавку.

– Все обойдется, – отвечала жена. – Быть может, султан скоро вернется.

Услышав об этом, муж язвительно засмеялся:

– Баязид слаб. Он предпочитает закрывать глаза на византийских бунтовщиков. А в результате мы видим сплошные каргаса!

– Тише, – шикнула на него жена. – Нельзя говорить такие вещи вслух.

– Это почему же? Я всего лишь говорю правду. Мой отец – честный человек, а это ворье его беззастенчиво грабит.

– Прошу прощения, что стал невольным слушателем вашего разговора, – сказал им Эцио.

Жена выразительно поглядела на мужа. «Вот видишь!» – будто говорил ее взгляд.

Однако молодой сельджук ничуть не смутился.

– Аффедерсиниз, эфендим. Вижу, вы путешественник. Если вы намерены пробыть в городе какое-то время, вас будут рады видеть в лавке моего отца. Его ковры – лучшие во всей империи. Он продаст их вам по достойной цене… Мой отец – хороший человек, но ворье почти разорило его.

Молодой сельджук сказал бы больше, но жена торопливо его увела.

Эцио и его ученый попутчик переглянулись. Молодому турку его слуга принес бокал шербета.

– А вы не желаете угоститься этим напитком? Очень освежает. Пока мы пристаем к берегу, вы еще успеете им насладиться.

– Не откажусь.

Молодой человек кивнул слуге, указав на Эцио. На палубе появилось несколько турецких солдат. Они возвращались с Южных Спорад и говорили о городе, где скоро окажутся. Поскольку Эцио интересовало все, связанное с Константинополем, он решил послушать их разговор. Юный турок достал свою изящную записную книжку и углубился в заметки.

– Я так и не пойму: чего добиваются эти византийские головорезы? – спросил один солдат. – Когда-то город был в их власти. И что? Они чуть не превратили его в развалины.

– Когда султан Мехмед вступил в город, там жило менее сорока тысяч людей. Правильнее сказать, прозябало, – подхватил второй.

– Айнен ойле! – воскликнул третий. – Совершенно верно! А посмотрите сейчас. В городе живет триста тысяч. Впервые за многие века город процветает. И в этом мы сыграли свою роль.