Марс, 1939 - Василий Павлович Щепетнёв

– Да не со мной…

– Не хочешь говорить, не говори.

– Может, все только кажется, мерещится.

– Типичный образчик мышления. Не верю, следовательно не может быть. Современный интеллигентный, ты уж прости за бранное слово, человек скорее усомнится в собственном рассудке, чем допустит существование явлений, не одобренных наукой.

– Но неужели ты хочешь сказать, что существуют…

– Кто? Видишь, тебе даже сказать неловко, настолько въелись в тебя скепсис и неверие.

– Нет, я просто не знаю, как это обозвать.

– Никак. Или Нечто, неведомая сила. Проще для восприятия и звучит почти по-научному.

– Ты не уходи от ответа – существует?

– Что бы я ни сказал, ты не поверишь. Поверь себе.

– Хорошо, поверил. И что же мне делать дальше?

– Лучше всего – уехать. Отдохнуть месячишко где-нибудь в Ялте, а если денег не жалко, то в Италии.

– Наоборот.

– Что наоборот?

– В Италии, а если денег не жалко – то в Ялте.

– Судя по твоему тону, отдыхать ты не собираешься?

– Потом. Месячишко… Ты думаешь, что за это время, за месяц, «нечто» исчезнет, рассосется?

– Возможно. Или переключится на иной объект. Или, как знать, кто-нибудь найдет на это управу.

– Кто?

– Ну, кто-нибудь. Могу я помечтать?

– Я не могу. Да и не верю в авось.

– А во что веришь? В святую воду, осиновый кол, серебряную пулю?

– Я поэтому и пришел к тебе. Спросить.

Роман снова приготовил кофе, снова посмотрел во двор, но звать собаку не стал.

– Я ведь действительно многого не знаю. И своего опыта у меня с гулькин нос, больше теории, слухи, легенды.

– С миру по нитке – нищему духом дачка на Канарах.

– Лучший способ – это бегство. Бегство за море. Действительно, часто помогает.

– Часто?

– Почти всегда. Главное – не подхватить ностальгию и не возвращаться. Конечно, доступно не всякому – уехать. Как в старых медицинских книгах: «При переутомлении хорошо помогает длительное морское путешествие, желательно кругосветное».

– А другой способ, не лучший?

– А ко мне перебирайся, сюда. Поживи несколько дней. Здесь тихо, никакой стройки. На рыбалку сходишь, отдохнешь. С интересными людьми познакомлю, тут археологи недалече. Меловые пещеры, каменный век. Каждый вечер встречаемся. Изысканное общество. Картошечку печем, ушица, раки. Старушка одна местная гонит домашнюю – слеза прошибает, а голова не болит…

Дальнейший разговор шел ни шатко ни валко. Моя вина. С одной стороны, я знал, что происходит нечто непонятное и опасное, с другой – не верил в это. Человек второй сигнальной системы.

Мы еще поговорили о том о сем, я расспрашивал, он отвечал, стараясь подавить усмешку, потом спрашивал он, и я отвечал, улыбаясь, как последний дурак. Наконец я ушел, с чувством сожаления, неловкости и досады, что все так получилось.

Роман проводил меня до Чуни, Портос тяжелым взглядом следил за тем, как я поднимаюсь на ступеньку.

– Учти одно: все, что происходит, происходит на самом деле. Попробуй довериться инстинкту, даже страху, не бойся показаться смешным самому себе. Ночью ты будешь и чувствовать, и думать совсем иначе, чем днем. Поэтому – готовься к ночи. – Он пожал мою руку, но как-то нерешительно, словно не хотел прощаться. – А лучше оставайся. Или станет невмоготу – приезжай. Понимаешь, дезинформация нужна для того, чтобы скрыть информацию, правду.

– Приеду, – пообещал я.

– Места хватит. А народ здесь смирный, спокойный. Меня всякими покражами не тревожат. Словно и не Россия… Портос скучает.

Всю дорогу назад я сомневался, правильно ли поступил. Наверное, больше мне ничего и не оставалось. По крайней мере, четко понял, что всерьез меня слушать не будут.

Но недовольство оставалось. Никакой ясности визит к Роману не внес, напротив, сейчас я был более смятенный, чем ночью. Подсознательно я все-таки ждал, что он скажет мне – ерунда все это, бред от переутомления. Кругосветное путешествие. Раки. Омары… И местный самогон. Соблазнительно, весьма. До припухания рожи.

Попробую-ка воспользоваться собственной головушкой.

Итак, цепь событий.

Пропажа Петьки и остальных. Странное, если не сказать сильнее, поведение ребят, описанное в Петькином дневнике. Баба Настя и нападение на нее. Затем – смерть бабы Насти. Исчезновение людей вблизи Глушиц. Визит этой ночью ко мне – кого?

Каждое из событий может и обязано быть объяснено самым простым и банальным образом. Например, наркотики. Или же – отравление ребят в лагере. Продукты испортились от старости, опять же – трупные яды… Помутилось сознание. Или бандиты напали, золото, оно опаснее урана.

Но на всякий случай пора отливать серебряные пули. Почему, кстати, серебряные? Наверное, Альфред Нобель не поверил бы, что уран может дать взрыв в миллион раз сильнее динамита. Или водород. Не может быть потому, что и быть не может.

Моральная неподготовленность воспринять события такими, каковы они есть. Зашоренность, слепота мысли. Диагноз. Но где лекарство?

Домой я вернулся за полдень. Пообедал. Поправил оконную раму – законопатил, зашпаклевал следы дроби, подкрасил. Почистил ружье. И тут ко мне заглянул дядя Костя.

– Ты все мотаешься, а к тебе дело есть. Вернее, ко всем дело. Ко всем охотникам.

– Дело?

– Облаву решили устроить на зверя. Ты не слышал, он этой ночью еще двоих задрал. Не здесь, а ближе к Глушицам. Может, твой, или их выводок целый, не знаю. Там особнячок такой, в три этажа. Зверь пробрался и задрал. Поначалу думали, разборка между конкурентами, но нет, вряд ли. Потому в области решили навалиться, отловить и уничтожить зверя. Выборы скоро, а люди жалуются. Причем люди непростые.

– Значит, мобилизуют на охоту?

– Мобилизуют – это ты верно заметил. Как в былые славные времена, добровольно и обязательно.

– Я и раньше не возражал, и сейчас не буду. Когда готовить ружье?

– А ты позвони, спроси. Тебе особое задание как охотнику со стажем.

Я позвонил. Особенность моего задания заключалась в том, чтобы забрать восемь человек по списку из нашего поселка и доставить их на место сбора – кордон «Веневитинов» к двадцати часам. Сегодня.

– Да, быстро запрягать стали.

– Ты поедешь?

– Поеду.

Но прежде я обзвонил восьмерых, что были в списке. Трое успели передумать. Остальные будут готовы к шести.

Я расстелил верную карту. Кордон вплотную примыкал к северной окраине заповедника. До Шаршков по прямой от него километров двадцать. До Глушиц – тридцать. Но то по прямой.

Мне же отсюда – восемьдесят километров, из них семьдесят пять – весьма приличной дороги. Полтора часа на езду, полчаса запаса. К восьми вечера, или к двадцати, если угодно, должны успеть.

Я же успел отдохнуть, даже вздремнул немножко, днем минут