Фантастика 2025-58 - Евгения Букреева

с ночёвкой, и папа им обеим читал что-нибудь на ночь, они вот так же, забирались вдвоём в одно и то же кресло, и папа смеялся: «Что, пигалицы, все диваны в доме заняты, да?», а они дружно кивали головами, силясь придать хитрющим мордашкам серьёзное выражение.

— Нет, надо найти и забрать, — мысли об отце придали Нике решимости. — Там на самом деле, наверняка, какая-то важная информация.

— Ну хорошо, — неуверенно проговорила Вера. — Только как мы это сделаем?

Она повернулась к Марку, ища у него ответа на свой вопрос. Но тот лишь пожал плечами. Братья Фоменко, и Лёнька, и Митя, удрученно покачали головами, а Кир со Стёпкой, которым слова не давали, молча сопели в стороне.

Васнецов не выдержал первым.

— Вон пусть Поляков сходит за дневником, — он мотнул головой в сторону Сашки, который так и стоял в стороне.

— А точно, — оживилась Вера. При упоминании Сашки в ней снова проснулась решимость и злость. — Ты же у нас, Поляков, в близких друзьях теперь у Оленьки Рябининой. Свой там в доску.

Ника поморщилась, но её подруга, превратившаяся в прежнюю Веру, уже неслась вперёд на всех парах.

— Давай дуй к Рябининым и принеси нам дневник.

Сашка побледнел и часто-часто заморгал глазами.

— Я не могу.

— Чего там мочь? — Стёпка презрительно фыркнул. — Идёшь к Рябининым и ищешь дневник. Наверняка, он в кабинете лежит. Ну прояви чудеса изобретательности, тебе не привыкать. Ты со школы задницей на двух стульях усидеть пытаешься.

— Вот именно, — Вера зло усмехнулась. — Удавалось же тебе за всеми нами шпионить и доносить. Тетрадку какую-то найти вообще пара пустяков.

— Я не пойду, — Сашкин голос дрогнул.

— Куда ты денешься, — Стёпка угрожающе придвинулся.

— Чего ты к нему прицепился? — Кир моментально оказался между Васнецовым и Сашкой. — Он тебе чего, мальчик на побегушках? Отвяжись от него.

Васнецов и Шорохов, оба красные и злые, стояли друг напротив друга. Ника видела, как сжались в кулаки Стёпкины руки, как заходили острые желваки на высоких скулах Кира, и поняла, что они сейчас сцепятся.

— Господи, как вы оба мне надоели, — вдруг сказала она, тихо и отчетливо. Парни замерли и как-то разом сдулись.

Стёпка сделал шаг назад, упёрся спиной в стену, и Кир тоже отошёл, встав рядом с Сашкой. Поляков же, мучительно покраснев до кончиков волос, пробормотал, ни на кого не глядя:

— Я не пойду.

Он уже второй раз повторил эти слова, но, похоже, был готов повторять их ещё и ещё, как заезженная пластинка. Нике вдруг стало его жаль. Почему-то вспомнилось, как Сашка пришёл к ней ни с того, ни с сего, сюда, и что-то бормотал невнятное, она толком даже не поняла, чего он хотел и зачем приходил. Вывалила на него в запале всё, что думала о нем в ту минуту, — а ничего приятного она, разумеется, не думала, — и хотела захлопнуть дверь перед его носом, а потом появился папа. Вырос, как всегда, нерушимой и крепкой стеной и готов был спустить Сашку с лестницы, и спустил бы, конечно, если бы Сашка не ушёл сам. И вслед за этим память подсунула тот самый злополучный вечер. Они же тогда тоже были в том же составе, только в отцовском кабинете. Сашка сидел на стуле, очень бледный, вцепившись обеими руками в сиденье. И папа тогда сказал… Ника очень хорошо запомнила его слова: «Не знаю, решился бы я на твоём месте на такое признание. Честно — не знаю. Но… спасибо. Должен сказать, это смелый поступок…». И вдруг, сопоставив в уме эти два события: Сашку, пытающегося что-то ей сказать (а он явно пытался, это она его не слушала), и папину фразу, до неё вдруг дошло.

— Саш, — тихо сказала она. — Тогда, когда ты приходил ко мне, помнишь? Ты ведь хотел рассказать про готовящееся покушение на Вериного деда?

Сашка медленно кивнул.

— А я тебя не поняла. А ты был готов ещё тогда всё рассказать. И папа, — Ника запнулась о слово «папа», к горлу опять подступили рыдания, но она справилась. — Папа сказал тебе, что это смелый поступок. Когда ты признался…

Ника знала, что она говорит путано, но Сашка её понял. Понял, что она хотела этим сказать. Это было видно по его глазам, по лицу, бледному, потерянному. Потому, как он нервно крутил в руках пропуск, то сгибая, то разгибая тонкий пластик.

— Саша, нам правда очень важно достать этот дневник. Помоги, пожалуйста, — Ника секунду помолчала, а потом выдохнула. — Мне помоги.

Глава 4. Анна

Где-то, почти над самым ухом, гудел перфоратор. Анне казалось, что звук раздаётся прямо за стеной её кабинета, но это было не так. Рабочие сейчас заканчивали отделку одной из операционных палат, той, что была в конце главного коридора, но ещё день-два и они доберутся сначала до кабинета старшей медсестры, потом и до неё. А вот куда дальше они развернут свою строительную машину, об этом Анна старалась не думать.

Словно в ответ на её мысли в дверь настойчиво и нетерпеливо постучали, и тут же, не дожидаясь ответа, к ней ввалился Фомин, бригадир, в усыпанной побелкой и заляпанной краской спецовке. Анна слегка поморщилась. Конечно, пока на этаже полным ходом шёл ремонт, говорить о чистоте, а уж тем более о стерильности, не приходилось, но Анна всё равно с трудом воспринимала и эту грязную спецовку, и стойкий запах штукатурки и растворителя, который врывался к ней в кабинет каждый раз, когда Фомин появлялся здесь, и большие руки бригадира с въевшимися в кожу следами краски. Когда он протягивал Анне на подпись какие-то бумаги, она всё никак не могла отвести взгляд от чёрной каёмки грязи под его ногтями.

— Что-то случилось, Ярослав Петрович? — она подняла на него глаза, в который раз улыбнувшись про себя непривычному, торжественному и никак не вяжущемуся со всем обликом бригадира именем.

Здесь все звали его просто Петровичем: от старшей медсестры, пока та ещё была в больнице, до мальчишек-учеников, делавших свои первые шаги в деле освоения строительно-ремонтного мастерства, или просто по фамилии — Фомин. Имени своего бригадир чурался как огня и в первые дни пытался выдержать с Анной бой в борьбе за право называться для всех, и для неё в том числе, просто Петровичем. Бой этот он с треском проиграл, и теперь всякий раз, когда Анна обращалась к нему по имени-отчеству, недовольно кривился и раздражённо махал рукой.

Но сейчас он пропустил мимо ушей ненавистное ему обращение, быстро пересёк кабинет и встал