"Фантастика 2025-24". Компиляция. Книги 1-28 - Владимир Мухин

на озеро, увидев, что небо обложено низкими облаками, а за окном моросит мелкий и противный дождик, она заявила, что будет бегать и заниматься на крыше в любую погоду. И ни разу за все восемь дней ненастья не показала, что устала падать из-за мокрой травы под ногами, набивать синяки или отрабатывать одно и то же упражнение в насквозь промокшей одежде…

Вообще постоянный дождь постепенно надоел даже мне, постоянно чем-то занятому и дико не высыпающемуся. Поэтому, когда Ати снова показал из облаков свой светлый лик и превратил мир в одно огромное пекло, я объявил дамам, что бесконечная рабочая «десятина» подошла к концу. А значит, как только земля и лес окончательно подсохнут, мы снова отправимся на озеро. Мало того, будем ездить к нему два дня подряд…

…Утро того дня, который должен был стать первым днем отдыха из обещанных двух, началось со скрипа двери в мою спальню и тихого, но полного восторга шепотка:

— А снаружи уже жарко! Мама ночью открыла окно из-за духоты, и мы с ней спали без одеял, раздетыми…

— Красивое, наверно, было зрелище! — прекрасно понимая, что она ждет моей реакции на свои слова, пошутил я и на всякий случай перевернулся на спину, чтобы увидеть лицо своей ученицы.

— Нууу, даже не знаю… — явно обрадовавшись комплименту, «вздохнула» она и, покачивая бедрами, поплыла в сторону окна. — На мой взгляд, женщины бодрствующие, причесанные и с искрящимися от восторга глазами выглядят куда интереснее спящих!

— Только причесанные? — уточнил я.

— Ну, мы же говорили о раздетых!

— Тогда, пожалуй, соглашусь! — кивнул я и перестал над ней «издеваться», озвучив мысли по поводу ее походки: — Идешь красиво. И очень женственно. Небось, до полуночи отрабатывала с Майрой?

— Ага! — совсем по-детски заулыбалась она, метнулась к кровати и уселась напротив меня, оперевшись спиной на столбик балдахина.

— А вот подол рубашки обрезан коротковато…

— Для кого, для вас? — убито выдохнула она, и я почувствовал, что у нее оборвалось сердце. Пришлось исправляться. Мысленно ворча, что строить себя «поборником традиций» с этой девушкой — откровенный идиотизм. И, заодно, обзывая себя придурком:

— Да нет, не для меня, а для всех остальных!

Алиенна чуть-чуть подалась вперед, чтобы заглянуть мне в глаза и удостовериться, что я имел в виду именно это, а затем облегченно выдохнула и снова заулыбалась:

— Могу открыть страшную тайну: сегодня на озере в такой рубашке будет еще и Вэйлька! Кстати, Майра сказала, что от тренировок у меня очень похорошели бедра, и мне, чтобы ей окончательно поверить, очень нужно узнать ваше мнение…

— Ты ведь мне их показывала не далее, как позавчера! — напомнил я после того, как и без того короткий подол медленно полез вверх и замер чуть выше края кружевных панталончиков.

— Ну-у-у… во-первых, позавчера я показала ноги от коленей и ниже, а сейчас мы говорим о бедрах. Во-вторых, тогда о результатах тренировок речи не было вообще, и, в-третьих, что вам, жалко, что ли, меня похвалить?

— Не жалко: бедра и попа у тебя были красивыми и раньше. А теперь подтянулись, округлились именно там, где требовалось, и стали выглядеть просто бесподобно!

— Спасибо! И за комплимент, и за то, что со мною возитесь… — уже без шуточных ноток в голосе поблагодарила она, согнула правую ногу в колене, накрыла его сцепленными в замок пальцами и ненадолго ушла в себя. По-настоящему, то есть, не изображая задумчивость, а обдумывая какую-то мысль. Я с интересом уставился на нее, так как после таких вот «уходов» она обычно задавала самые интересные вопросы.

— Скажите, а ваш отец тренировал вашу маму и свою меньшицу?

Я утвердительно кивнул.

— А чему он их учил?

— Умению пользоваться ножом… — хрипло ответил я и провалился в прошлое:

…Лицо и шея дяди багровы, вены вздуты, на лбу и крыльях носа серебрятся капельки пота, изо рта брызжет слюна, а глаза холодны, как лед:

— Твой отец был тупым ограниченным придурком, не умевшим ничего, кроме как держаться за меч! Если бы не его ненормальное желание учить Агнессу работе с ножом, она бы выжила!

— Она защищала свою честь так, как подобает настоящей Эвис: зарезала, как свиней, двух похитителей, и как минимум одного хорошо зацепила! — сдерживая нарастающее бешенство, цедит сквозь зубы Лайвенский Пес.

— Потому-то ее и уби— … — начинает орать ар Шорез, но складывается пополам, мешком оседает на бок и вздрагивает от удара ногой по ребрам.

Третий удар не получается: твердые, как гвозди, пальцы арра Витсира оттаскивают меня назад, а повелительный рык «Нейл, хватит!!!» заставляет замереть. Всего на миг. А еще через один я с легкостью выскальзываю из захвата, но сразу же оказываюсь в другом — ар Сиерса.

Вывернуться из этого куда сложнее, а устраивать безобразную свалку на дне Поминовения, да еще и с ближайшими друзьями отца, я не могу. Поэтому расслабляюсь и вколачиваю в сознания собравшихся вокруг людей свое решение:

— Тварь, явившаяся в мой дом только через десятину после того, как тело моей мамы было похоронено в семейном склепе, и вместо выражения соболезнования имевшая наглость сначала потребовать признать себя моим опекуном, а затем и посмевшая хаять моих родителей, мне более не родня! И я, Нейл ар Эвис, клянусь памятью своих предков, что в следующий раз, когда этот выродок рода Шорез переступит порог моего дома, я его вызову на поединок и зарублю…

— Что с вами, арр⁈ — донеслось до меня издалека, и я, рывком вывалившись из прошлого, увидел перед собой встревоженное лицо мелкой и ее испуганные, полные слез глаза.

— Не очень приятные воспоминания… — вздохнул я, и, заметив, что в ее взгляде появилось сопереживание напополам с чувством вины, ласково потрепал девушку по волосам: — Ты не виновата. Просто случайно попала по больному. А за сочувствие спасибо: мне приятно увидеть его в твоих глазах и почувствовать желание разделить мою боль…

Оба чувства в ее взгляде стали намного острее, а радость от моей последней фразы исчезла чуть ли не раньше, чем появилось. Поняв, что теперь она съест себя живьем за то, что пусть и невольно, но сделала мне больно, я хлопнул ладонью рядом с собой и сказал:

— Все отболело. Ложись, расскажу…

Она упала, как подрубленная, вцепилась в мою руку, как утопающий в болоте за протянутую слегу, и