Павшая луна: комплект из 2 книг - Джим Чайковски

Принц откинулся в кресле, принимая сказанное.

«А что еще мы можем сделать?»

Увы, но его отец еще не закончил.

– Мы слишком долго были слепы, и настал момент пошире раскрыть глаза. Дабы лучше понять, что нас ждет впереди и как со всем этим поступить, с первым же рассветным колоколом я отправляюсь в Казен, чтобы посоветоваться с Ораклом.

Джубайр едва не ахнул, начиная понимать, почему его позвали на этот военный совет, не дав даже переодеться.

– Слишком долго, – продолжал Маккар, – пренебрегал я мудростью Оракла и теперь вижу, к чему привело нас это пренебрежение!

Джубайр повернулся к отцу, высказывая вслух то, что наверняка сейчас было у всех в головах, и зная, что никто другой озвучить это не решится.

– Ты собираешься к нему прямо сейчас? – Он махнул рукой на стол с картой. – В самый разгар нашего нападения на Халендию?

– Это должно быть сделано без промедления.

Послышался кроткий голос одного из императорских чааенов:

– Ваша Блистательность, не лучше ли будет доставить Оракла в Кисалимри, а не лететь к нему?

– Нет. Оракл должен вдохнуть испарения Мальгарда, чтобы должным образом вызвать свои видения. Сейчас не время для полумер. Только не тогда, когда с каждым днем барабаны войны звучат все громче.

Джубайр знал, что отговорить императора не выйдет никакими силами. Маккар на Оракла едва ли не молился – даже в мирное время. А теперь, когда на горизонте замаячила война, его отец хоть на четвереньках поползет, только чтобы получить совет предсказателя.

К счастью, император полагался на куда более быстрый способ передвижения.

– Я улетаю на стрелокрыле. Такой корабль доставит меня туда и обратно за два дня, самое большее за три. – Он встал, подхватил с кресла свой плащ и протянул его Джубайру: – А покуда, сын мой, ты возложишь на себя мою мантию.

Несколько мгновений Джубайр ошеломленно сидел, переводя дыхание. А затем повиновался отцу и встал, с громким скрипом отодвинув кресло. Маккар обошел его и накинул плащ ему на плечи – хотя свой императорский венец оставил на голове. Потом махнул на собравшихся за столом.

– Полагайся на них, сын мой, но доверяй своему собственному сердцу. Я хорошо тебя воспитал. Ты легко сможешь нести это бремя, пока я не вернусь.

Под тяжестью плаща, навалившегося ему на плечи, Джубайр был не совсем уверен, что это и вправду так. Ему даже стало трудней дышать. Однако он все-таки поднял руки к горлу, застегивая его.

– Я не подведу тебя, отец.

Потом собравшиеся за столом окончательно обсудили все детали. Большинство из сказанного пролетело у Джубайра мимо ушей, поскольку он безуспешно пытался свыкнуться со своим новым положением. Как только все было улажено, его отец стремительно удалился, полный решимости поскорей добраться до Оракла и проконсультироваться с ним.

Джубайр пристально посмотрел на тех, кто мог бы сыграть для него эту роль. В комнате воцарилось долгое молчание, как будто все внезапно ощутили его неуверенность в своем собственном статусе.

Щит Ангелон наконец встал и, склонив голову, попросил разрешения высказаться. Командующий сухопутными войсками империи, которому шел пятый десяток лет, приходился Джубайру пятиюродным братом. Его смуглое лицо было рассечено белым шрамом, протянувшимся прямо поперек лба.

Джубайр поднял руку, для чего ему пришлось выпростать ее из-под плаща.

– Насчет чего?

– Драэр уже подробно поведал о нашей готовности противостоять вражеским силам за пределами границ империи. Но я думаю, что теперь нам следует обратиться к угрозам и в наших собственных стенах. Прошлой ночью Шайн’ра совершила целых два нападения. Кулак Бога сжег пару фургонов с припасами, направлявшихся в юго-западный гарнизон, а другая их группа устроила засаду на гвардейцев возле таверны, отобрав у них оружие и доспехи и вырезав у каждого на груди символ Шайн’ра – пробуждающийся глаз.

Челюсть Джубайра напряглась. Ему пришлось буквально выдавливать слова изо рта.

– И что же ты советуешь?

– Император Маккар проявил неохоту обрушить всю мощь Щита на этих мятежников, даже после той попытки похищения твоей сестры.

Джубайр кивнул, поскольку и сам принимал участие в этих дебатах.

– Он опасается, что излишняя жестокость и попытка разделаться с ними железной рукой способна привлечь в ряды Шайн’ра еще больше низкорожденных, – сказал он. – Тем более что в прошлом Кулак досаждал нам в основном по мелочи. Мой отец считает, что в последнее время они осмелели лишь из-за нападения на Караул Экау – воспользовавшись тем, что нас отвлекли в другом месте.

– Может, это и правда, но они еще больше осмелели после похищения твоего брата и сестры. И до этого низкорожденные уже относились к ним с теплотой, увеличивая их численность. Кулак добился этого, щедро одаривая низшие касты всяческими благами. Готов поспорить, что мясо и зерно, украденные из сожженных фургонов с припасами, уже распределены по всей стране, купив поддержку простолюдинов. Для кого-то и туго набитый живот – благо.

– Итак, ты хочешь, чтобы сейчас мы начали действовать?

– Причем жестко. Особенно пока они не прознали, что император покинул город. У меня уже есть мысль, как расставить им ловушку. С учетом того, что «Кулак Бога», подобно чуме, лишь растет и распространяется во все стороны – а наверняка будет и дальше ширить свои ряды, воспользовавшись возникшей сейчас напряженностью, – это может оказаться нашим последним шансом вырвать их с корнем и обезвредить их предводителя Тазара хи Маара, прежде чем Шайн’ра станет по-настоящему серьезной силой.

Джубайр вгляделся в лица остальных. Большинство собравшихся безучастно помалкивали, не желая брать на себя ответственность. Но двое чааенов его отца слегка кивнули в знак согласия.

Ломая голову над решением, Джубайр ощущал на себе тяжесть отцовского плаща. Он знал, что настанет день, когда придется окончательно взвалить это бремя себе на плечи.

Принц уставился на свои покрытые запекшейся кровью руки – руки палача. Это была роль, которую он хорошо знал – та, из которой мог черпать силу и честь в это смутное время. Джубайр представил, как вручает своему отцу по возвращении голову Тазара хи Маара.

И поднял взгляд на Авалона:

– Собери всех, кого следует, и да будет так.

Глава 40

Укрывшись в низенькой чердачной клетушке над шорной мастерской, Тазар хи Маар внимательно наблюдал за раскинувшейся перед ним рыночной площадью. Легкий ветерок заносил через окошко едкий запах пропитанных мочой шкур, сушащихся во дворе.

Луна уже повисла над самым горизонтом, возвещая о том, что через пару колоколов начнется новый день. В этот ранний час на темной площади было тихо – лавки закрыты дощатыми щитами, а прилегающие улицы в основном пусты. По булыжной мостовой неспешно тарахтела одинокая повозка, запряженная гнедой кобылой, кучер которой клевал носом на облучке. Лошадь низко повесила голову, столь же безучастная ко всему окружающему. Бедная животина наверняка хорошо знала дорогу, поскольку проходила этим маршрутом бесчисленное количество раз.

Эта пара символизировала весь город.

«Навек обреченный брести по одному и тому пути, безразличный ко всему окружающему».

Тазар намеревался в корне изменить эту ситуацию – сорвать шоры с людских глаз и покончить с тиранией империй. Эта цель воспламеняла его кровь, и пламя это подпитывалось всем, чему он научился и что узнал за два десятилетия, проведенных в городе.

Мальчиком он учился в Бад’и Чаа – Доме Мудрости, но не как оскопленный послушник, а как низкорожденный слуга. Мать научила его читать чуть ли не в младенческом возрасте, что дало ему ключ к знаниям, запертым в этих мрачных стенах. Юный Тазар воровал книги, подслушивал на занятиях, пока мыл полы, и нашел себе среди учеников горстку наставников, которые сжалились над сынишкой простой посудомойки. Позже потребовалось торговать собственным телом, чтобы и дальше продолжать это тайное обучение.

Его образование было уникальным и в других отношениях. Его не сковывали порядки этой научной тюрьмы. Он был волен изучать все, что хотел, не опасаясь нарушить строгие схоластические догмы и диктат имперской идеологии. Тазар читал книги об открытых обществах с менее строгими нравами и желал того же для себя – а потом и для всех запертых в рамки кастовых ограничений и неспособных когда-либо подняться