Светло-чёрная магия - Татьяна Русакова

стала для них кем-то вроде божества. И только когда ко мне подошёл вожак стаи, выталкивая вперёд чрезвычайно худого сородича со скатавшейся грязно-зелёной шерстью, я поняла причину добровольного сотрудничества.

У бедняги слезились воспалённые глаза, клоками лезла шерсть, и худое тельце так тряслось от сжигающего зверька жара, что я печально подумала, что ему мало осталось. Гейр, несомненно, был болен, но я вовсе не была врачом, чтобы определить причину его столь печального состояния и хоть как-то ему помочь. Да даже если бы и была — что может знать земной врач о местных болезнях?

— Извини, — развела я руками. — Я не знаю, как его лечить.

Вожак осторожно приблизился, явно желая мне что-то сказать. Я глядела на него с недоумением. Язык зверей я тоже не понимала, увы.

Зато язык жестов — вполне.

Гейр встал на задние лапы, и аккуратно подтолкнул мою руку к больному. Потом обежал меня и толкнул вторую. Всё было предельно ясно. В ту ночь, что я разогнала своих новых знакомых, я не подумала, что пострадают дети, и постаралась помочь малышам по-своему. До той памятной ночи я никогда не делала этого, и вовсе не была уверена, что получится второй раз. Моя лечебная магия, как и любая другая, была нестабильна. Но попробовать стоило, он прав.

Я уложила больного зверька в полосу между грядками, и повела над ним руками. Сначала ничего не происходило, и я уже решила, что магические способности пробуждаются у меня только во время стресса. Вот только как сказать это вожаку, который смотрел на меня с такой надеждой?!

Я перевела взгляд на больного. Зверёк лежал зажмурившись, явно труся, и вдруг я увидела, как из-под сомкнутых век скатилась слезинка.

От жалости у меня сжалось сердце. И в то же мгновение с кончиков моих пальцев посыпались мерцающие искры. Они достигали грязной шкурки больного гейра, и словно впитывались в него, явно принося облегчение.

Это видно было по тому, как зверёк открыл глаза в изумлении, а потом как-то странно взвизгнул. Вождь быстро пропищал что-то на своём гейрячьем, и больной немного притих, но продолжал таращить глаза — радостно и ошеломлённо.

Я была ошеломлена не меньше, чем он. Руки сами порхали над больным гейром, замедляясь там, где им казалось правильным, а то и вовсе останавливаясь, словно я сейчас не была хозяином своего тела. И остановилась я тоже, просто почувствовав, что сделала всё, что могла.

— Он должен остаться в доме, — сказала я вожаку. — Мне нужно понаблюдать его до утра.

Больной заартачился, упираясь лапами и глядя на меня испуганными глазами. Но вождь был непреклонен — толкая его носом, вынудил войти.

За дверью раздалось шипение, и я крикнула:

— Драко! Свои!

После первого больного в наш с Драко дом попал гейр с пораненной лапкой, потом глупыш, отравившийся сладким соком ядовитого растения. Так я стала поселковым фельдшером. Врачом меня всё-таки назвать было нельзя — я так и не понимала, каким образом помогала этим бедолагам.

И вообще то, что магия проявлялась, когда ей вздумается, и в эти моменты я напоминала себе зомби, мне не нравилось. Я привыкла управлять своими желаниями, и боялась, что однажды мой дар заставит меня сделать то, чего я себе никогда не прощу. Ведь не зря же рядом со светлой уживалась и тёмная магия.

Утешало лишь то, что я всё же совершала первое усилие перед тем, как всё свершалось независимо от меня. Может, и нет ничего страшного в том, что у меня появились какие-то необычные умения? Ведь кроме того, что внезапные проявления магии настораживали, это было безумно интересно!

Мой выплеск неконтролируемой магии, к счастью, не причинил ощутимого вреда гейрам. А вот насчёт огорода я сильно сомневалась. Всё же климат здесь тропический, и местные растения не привыкли к таким перепадам температуры. Надежду давало лишь то, что семена ещё не проклюнулись, а в земле им было теплее, чем снаружи. А вот задержать появление всходов внезапный холод мог вполне.

Я выходила на огород по десять раз на дню, чтобы проверить, не проклюнулись ли семена и с трудом сдерживалась, чтобы не разрыть грядку и не посмотреть, что с ними происходит. На третий день, измучившись от ожидания, я вызвала вожака гейров и попросила показать мне, где растут те вкусные фрукты. До рыбалки у меня дело не дошло, а фрукты были слишком лёгкой пищей, потому есть хотелось постоянно.

К слову сказать, я прекрасно похудела, и теперь никто не посмел бы меня назвать плотной, а тем более, толстой. Впрочем, называть было некому, из всех присутствующих говорящей была только я. Жаль, что и мой загар оставался без внимания, потому как мои мохнатые друзья не могли оценить его в полной мере.

На мою просьбу показать вожделенное дерево, гейр заюлил, пряча глаза. Я его отчасти понимала: кому хочется лишаться эксклюзивных поставок? И сдался, только когда я решительно сказала:

— Ах так?! Ну ладно, найду сама. Но только и ты больше не проси меня ни о чём!

До дерева мы шли, то и дело застревая в зарослях. Там, где без труда проскальзывал Гейр, мне с моим ростом приходилось туго. К чести моего маленького проводника, он не бросил меня в зарослях, и когда видел, что мне не преодолеть препятствия, возвращался и искал другую дорогу. К дереву мы вышли благополучно, но если бы я снова попыталась пройти сюда от дома, вряд ли вышла бы в нужное место, слишком много раз меняла маршрут.

Фруктов на дереве было полно, и, не сходя с места, я съела парочку. Ммм… Какая вкуснятина! Эх, если бы к ней ещё маааленький кусочек колбасы! Задавив на корню предательские мысли, я набрала побольше фруктов про запас и спросила:

— А где ещё растёт что-нибудь съедобное?

Я с нетерпением дожидалась ответа, но вожак прикинулся глухим, и приглашающе оглянулся, явно направляясь домой.

Ладно, всё равно я не могу ходить по Острову с полными руками, ещё растеряю добычу! Вот расправлюсь с этими, тогда и поговорим.

По дороге назад я думала, существует ли здесь зима. Снега, конечно же, не бывает, но, может, сезон дождей