Гаремник. Книга первая - Владимир Геннадьевич Поселягин

и оперировал одновременно. Семь пулевых ранений винтовочного калибра, и два из них серьёзные. Вытянул, трижды по кромке проходил, но и его перенесли в палату, тоже под моё наблюдение, он не транспортабелен. Как раз отправили в тыл того паренька, на него как на чудо ходили смотреть все в полку, то что руки у того не было, отдельно несли, многие видели, а тут он пальцами шевелит. Я посчитал, что дальнейшее наблюдение не требуется, да и палатку освободить надо, всего шесть коек, и вот, оформив бумаги, отправил в тыловой госпиталь. Как раз вернулся из штаба, машина с раненым ушла, оформлял в штабе бумаги, того вывели из штата полка, бюрократия, а у входа в медсанчасти, обнаружил неизвестного корврача, звание соответствует генерал-майору. Причём, у него были не наши зелёные петлицы, а голубые лётные. Хотя эмблемы наши, медицинские, и по три ромба корврача. Впрочем, не удивительно. Сам петлицы сменил на голубые, так положено инструкцией. Я теперь в ВВС. Хотя до сих пор за нашим Санитарным Управлением числюсь.

Впрочем, этот корврач, как начал орать, а я уставший был, после операции над комиссаром всего три часа прошло, а тут этот хмырь. В окне довольная рожа завхоза мелькнула. Даже и думать не надо, его работа, настучал кому-то. Интересно, что за хмырь? И орёт так как будто ему это по службе положено, разными эпитетами называя. Я же, размышляя как ему вдарить, с левой или справой, обе тренирую, как тот выдохся, и рявкнул:

— В Управление! Немедленно! Там тебе знахарю деревенскому дадут нормальное направление, по силам.

Почему завхоз на меня взъелся, объяснить не сложно. Я тут любовь кручу с сержантом медицинской службы Светличной, ей всего двадцать лет, молодая и красивая, летчики вокруг так и увивались, а тут я успел первым. А на неё завхоз глаз положил, слюни пускал, мужик лет сорока, с кривой рожей и хромотой. Да та в его сторону и не смотрела, если только с брезгливостью. Тот и за собой не ухаживал, иногда немытым телом попахивало, пока я не приказывал баню посетить, так и ходил. Себя я вот держал в порядке. Даже лосьоны для кожи использовал, баня каждый день, благо топят палатку для лётчиков, порядок. Так и не узнал, что происходит, вещи забрал, в штабе полка получил направление, начальник штаба сам ошарашен был, но хоть шепнул что корврач отвечает за медицину в ВВС фронта. Старший медик, если проще. По сути и мой командир. Начштаба выдал самолёт связной, это такое спасибо за комиссара, «У-2». И меня доставили до Москвы. Как раз добрались, а там попутной машиной с аэродрома до центра. К Управлению сам вышел. Предъявил направление, тут уж в курсе, и раз, оказалось по приказу корврача, того хмыря, с меня сняли звание, я стал военфельдшером, и получил направление в Сто Пятьдесят Четвёртый медсанбат Сто Семидесятой стрелковой дивизии, Двадцать Второй армии. Мне нужно на Великие Луки. Оформили всё быстро, побывал на складах, сменил форму, перенеся награды, кладовщик помог. Снова зелёные петлицы. Мне в Управлении бумагу выдали на смену формы. Документы уже изменены, направление на руках, паёк получил. Там на вокзал и дальше по железной ветке через Ржев на Великие Луки. Значит буду участником Смоленского сражения. Точнее под конец попаду. Тут вроде ожидается большая бяка.

Добрался за сутки, скорый был поезд, медикаменты вёз, санитарный. Оформили меня, удивившись что в графе «специальность» указано, что хирург. Это командира медсанбата заинтересовало. Уточнил. Вот и пояснил что шпалы сняли. Причина не известна.

— Что значит «хмырь в звании корврача»? — не понял тот.

— А я знаю кто это? Прилетел, наорал ни за что, и отправил по новому назначению, вот звание сняли. С голубыми петлицами был.

— Голубев, — кивнул военврач, похоже знает того хмыря.

Впрочем, работы много, меня сначала проверяли, но поток раненых серьёзный, хирургов не хватало, так что дальше уже один работал, изредка ассистировал кто из врачей. А обычно другие военфельдшеры. Иногда за операционным столом приходилось стоять и десять часов, и больше, бывало выходя из операционной палатки, размять ноги, чай попить и поесть. И снова работа. Падал на матрас в жилой палатке, где место выделили, и сразу засыпал. При этом я был доволен, столько опыта. Нарабатывал практику использования знаний из базы «Полевого хирурга». Хотя конечно жаль было покидать лётчиков, у меня там всё на мази. Гнида, тот корврач. Я ему в следующий раз не постесняюсь и в лицо такое сказать, хотя вряд ли следующий раз будет. Почему орал я понял из его слов. Руку бойцу пришил, а та отмерла, вот тут видимо навет, нормально парень пальцами шевелит, ещё разное тому настучали, вот он примчался и устроил истерику с брызгами слюней. Видимо характер такой. Хорошо главврач медсанбата был нормальный, не обратил внимания как я старшего по званию назвал. Впрочем, то что лишили, мне плевать, даже готов простить что от лётчиков убрали, а там отличная служба, и Юленька под боком, а вот за визги и слюни в лицо, никогда не прощу. Я такое не терплю, и в прошлой жизни не терпел. В рожу полковнику дал, за что в штрафники попал. Характер такой. Так что активно работали. То, что бои вокруг страшные шли, было видно по тому потоку раненых, и я ни одну ампутации не провёл, хотя мне прямо приказывали, спасал молодым парням конечности. Так мне самых тяжёлых стали отправлять, безнадежных. Из-за этого приходилось стоять за операционным столом больше всех, было и пятнадцать часов, с перерывами на отдых, но не смущало.

Всего три дня работа в медсанбате и длилась, операция шла, ушивал рану в животе очередного бойца, когда в палатку зашли немецкие солдаты. Впрочем, те нас только разоружили, мой пистолет, из кобуры под халатом, забрали, с ремнём, но он запасной. Личное моё оружие в хранилище, как и документы. Так что закончил операцию, ушил, поставил трубку дренажа, медсестра начала перевязывать, а я шатаясь вышел из палатки. Щурясь от яркого солнечного света и осматриваясь. Опушка леса, под деревьями палатки. Те, кто в нашей форме, сидят безоружные, немцы ходят и их контролируют. То, что бои вокруг шли, было слышно, близкие перестрелки, пару раз пули пробивали ткань палатки, да и сканер вокруг работал. Сегодня двадцать шестое августа, три часа дня, и я в плену. Хотя не особо переживал. Да и с чего бы я стал переживать? Ну в плену так в