За тебя, Родина! - Илья83

завести детей… не смогут уже никогда и ничего… Каждое имя и фамилия как гвозди вколачивались ему в голову, заставив закрыть глаза. Память услужливо показывала ему их лица, одновременно выдавая информацию из личных дел…

— … Штурманн Альберт Рунге… Эсэсманн Армин Зеппельт… Эсэсманн Вернер Турман… Роттенфюрер Герберт Хабек…

Замкнутый но исполнительный стрелок Рунге из-под Бремена, старший сын у стариков бауэров, будущая надежда семейного дела и наследник. Был…

Весельчак Зеппельт, один из близких товарищей Майснера, тоже механик-водитель броневика, гамбуржец, мечтал отличиться и вернуться к себе в город с кучей наград, чтобы произвести впечатление на дочку крайсляйтера, чей важный отец явно не благоволил простому эсэсовцу как ухажёру своей малышки. Наверное, тот теперь вздохнёт с облегчением и найдёт дочке более выгодную партию чем боец Гюнтера…

Турман, спокойный но смелый парень. Родом из Берлина, хоть и жил в другом конце города нежели Гюнтер. Отец — фронтовик Великой войны, сам воспитывал сына когда мать умерла во время существования проклятой Веймарской республики. Теперь ему останется лишь в одиночестве доживать свой век в пустом доме, зная что его Вернер уже никогда не вернётся домой…

Роттенфюрер Хабек, высокий и сильный солдат, командир одного из его броневиков, с какого-то городишки в Руре, стальном огнедышащем сердце Рейха. Отец погиб на производстве, мать растила его и сестру одна. Шольке знал что Герберт очень любил их и часто писал ей и сестре. Больше на письма заботливых матери и сестры уже никто не ответит…

Наконец Ковальски закончил перечислять погибших и, снова обведя всех мрачным взглядом, тихо проронил:

— Предлагаю всем выпить за то чтобы наши товарищи не скучали среди Валькирий в Валгалле… пусть они вечно пируют и охотятся среди других воинов-героев… — пожелал Стефан, а Шольке вспомнил что тот действительно верил во всякие скандинавские бредни о том будто души погибших в бою всегда попадают именно туда. Потом его лицо затвердело и он вскинул голову вверх: — Всем нашим братьям из СС…

— Хайль!!! — дружно проревели собравшиеся, даже те бойцы Вермахта кто не принадлежал к «чёрному ордену». И так же дружно осушили свои кружки.

Гюнтер не отставал от них, большими глотками опустошив свою посудину. Боль в сердце, разбуженная словами Ковальски и совестью, чуть поутихла но не ушла, вызывая дискомфорт. И поэтому надо бы добавить. Все проблемы подождут до завтра, а сегодня можно и полностью расслабиться, подумал он, наливая себе полную кружку шнапса…

…Через пару часов после начала вечеринки-поминки часть его людей, тех кто был слаб в плане выпивки, уже спала где попало. Первым сморило «сына полка» Ханке. Несколько тостов подряд, поднятых за доблестного командира Шольке, за его бравого заместителя Брайтшнайдера, за любимую и могучую Германию, которые Эрих с радостью поддержал, не оставили ему никаких шансов на продолжение банкета. И теперь бевербер привалился в угол комнаты, держа в руке свою кружку и забавно храпя. Всклокоченные волосы, помятая одежда… завтра определённо будет страдать. Что ж, здесь не место слабакам, если считаешь себя настоящим мужчиной то делай что должен и не пищи.

Та же участь постигла и ещё нескольких человек, которые смогли уйти из комнаты самостоятельно или же с помощью товарищей. Гюнтер сам видел как Юрген Шлиман, двадцатилетний пулемётчик из Аахена, едва не сшибив пару товарищей и держась за стену, неразборчиво попрощался и вывалился наружу. Его примеру постепенно последовали и другие, не захотев повторить судьбу Ханке.

Сам Шольке исправно поддерживал каждый тост и медленно пьянел, ощущая как подавленное настроение меняется к лучшему. Нет, хоть выпивка и считается на фронте злом но в некоторых случаях без неё никак. Особенно когда тебя давит груз командирской ответственности. Тому же рядовому бойцу намного легче в этом плане. Знай себе выполняй приказы и думай как бы при этом спасти свою задницу. А вот офицеру, конечно если он действительно командир а не дерьмо в фуражке, куда хуже. Чем больше узнаёшь своих солдат, их характер, привычки, тем меньше хочется относиться к ним как к оловянным солдатикам. Они превращаются из безликих парней в настоящую боевую семью, где каждому можно доверить свою спину, зная что каждый из них защитит её так же как и ты его собственную. И поэтому так больно потом терять их, писать похоронки и видеть в строю новых бойцов, понимая что и их может постигнуть судьба предшественников.

Фронтовое братство… Именно оно стало последним стимулом к борьбе тех немецких солдат что в другом 1945 году продолжали безнадёжное сопротивление против сжимающих их армий русских и Союзников. Давно уже никто не верил в те истерические лозунги из Берлина, выдаваемые колченогим коротышкой и даже фюрером. «Вундерваффе» так и не вернуло солдатам надежды на спасение, несмотря на появившиеся реактивные самолёты и «Королевские тигры»… Слишком поздно.

Сражаться за Германию? Нет, это абстрактное понятие не давало необходимых сил вновь и вновь подниматься в атаки, вынуждая противника снова останавливаться и обрушивать на осыпавшиеся траншеи сотни ракет «Катюш» или американских «Каллиоп», смотря на какой мясорубке сражался тот или иной боец.

За фюрера? То же самое. Его авторитет рухнул и отдавать за него жизнь готовы были только подростки из «фольксштурма», напичканные верой в гений фюрера так что она буквально выливалась из них. Слушать их бред о брошенных в бой последних резервах Сталина или о тысячах танков идущих на помощь пылающей столице? Верить тем кто превозносил Буссе и Венка, у которых сил хватало лишь чтобы кое-как удерживать свои собственные позиции? Дураков больше нет, они давно сдохли в боях.

За германских женщин и детей? С этим уже сложнее. Да, многие солдаты и офицеры СС и Вермахта к весне сорок пятого потеряли родных от бомбардировок или же других причин. Но вот чувством мести за них были охвачены немногие, большинство просто смирилось и ждало конца, какой бы он не был. Да и погибали такие «мстители» очень быстро, не дорожа своей жизнью.

Оставалось только то самое фронтовое братство… Когда тебе плевать на всё, только чтобы сохранить свою жизнь и жизнь друга с которым прошли десятки и сотни боёв и выжили вопреки всему. Которого знаешь как облупленного и без всяких колебаний доверишь спину. Именно ради него или них ты превозмогаешь многомесячную усталость и снова встаёшь в атаку, бежишь, стреляешь, готовый в любой момент прикрыть товарищей, зная что и они сделают то же самое для тебя. Делишь с ними последний магазин, ленту, гранаты и на всякий случай сообщаешь адрес родных… Вдруг