Король былого и грядущего - Теренс Хэнбери Уайт

Ознакомительный фрагменти белки хором выругались, и на полмили вокруг лесные голуби сорвались с гнезд. Ненадолго (можно было бы досчитать до трех) рыцари застыли по стойке «смирно». Потом, с последним единогласным мелодическим звоном, оба навзничь пали на роковую траву.

– Оглушены, – сказал Мерлин. – Насколько могу судить.

– Вот несчастье, – сказал Варт. – Может, мы слезем, поможем им.

– Мы могли бы облить им головы водой, – рассудительно произнес Мерлин, – если бы тут имелась вода. Не думаю, впрочем, что они нам скажут спасибо, когда у них заржавеют доспехи. С ними все будет в порядке. К тому же нам пора возвращаться домой.

– Но они, может быть, умерли!

– Они не умерли, я знаю. Через минуту-другую они очнутся и поедут домой обедать.

– У бедного Короля Пеллинора нет дома.

– Ну, значит, сэр Груммор пригласит его к себе ночевать. Когда они придут в себя, они уже будут лучшими друзьями. Да и всегда ими были.

– Вы полагаете?

– Мой милый мальчик, я знаю. Закрой глаза, мы отправляемся.

Варт подчинился высшей мудрости Мерлина.

– А как вы думаете, – спросил он с закрытыми глазами, – у этого сэра Груммора есть перина?

– Наверное, есть.

– Ну ладно, – сказал Варт. – Это будет хорошо для Короля Пеллинора, пусть даже его оглушили.

Прозвучали латинские слова, и свершились тайные пассы.

Воронка свистящего шума и пространства приняла их в себя. Через две секунды они лежали под трибуной, и голос сержанта звал с другого конца турнирного поля:

«А ну-ка, мастер Арт, а ну-ка. Хватит вам уже лодырничать. Выходите-ка с мастером Кэем на солнышко, раз-два, раз-два, да посмотрите, что такое настоящий турнир».

8

Вечер был сырой и холодный, какие выпадают под самый конец августа, и Варт слонялся по замку, не зная, чем бы заняться. Некоторое время он проторчал на псарне, разговаривая с Кавалем, затем поплелся на кухню, чтобы помочь поворачивать вертел. Но на кухне оказалось слишком жарко. Его не то чтобы не выпускали из-за дождя на волю мамки да няньки, как это частенько бывает с несчастными детьми нашего поколения, а просто не влекли к себе парившие там слякоть и скука. Окружающие были ему противны.

– Вот чертов мальчишка! – сказал сэр Эктор. – Господа Бога ради, отлепись ты наконец от этого окна и найди своего учителя. Когда я был мальчиком, мы всегда занимались в дождливые дни, вот именно, развивали свой ум.

– Варт дурак, – сказал Кэй.

– Ой, беги, утеночек, беги, – сказала старая няня. – Некогда мне нынче слушать твое нытье, видишь, сколько у меня стирки.

– А ну, молодой хозяин, – сказал Хоб, – беги-ка к себе, нечего птиц тревожить.

– Не-не-не-не, – сказал сержант. – Шагом марш отсюда. У меня и так дела по горло, мне еще драить все эти чертовы доспехи.

Даже Собачий Мальчишка облаял его, когда он вернулся на псарню.

Варт потащился в башню, в верхний покой, где Мерлин старательно вязал себе на зиму ночной колпак.

– Через каждый ряд убираю по две петли, – сказал волшебник, – и все равно верхушка почему-то получается слишком острой. Совершенная луковица. Видать, слишком много убавляю.

– Я думал, может, вы поучите меня чему-нибудь, – сказал Варт. – Все равно больше делать нечего.

– Ты, стало быть, полагаешь, что наукой занимаются от нечего делать? – ядовито осведомился Мерлин. Ибо и у него настроение было дурное.

– Ну, – сказал Варт, – смотря какой.

– Но уж моей-то во всяком случае? – спросил волшебник, сверкая глазами.

– Ох, Мерлин, – воскликнул Варт, не отвечая на вопрос, – прошу вас, найдите мне какое-нибудь дело, а то на душе так погано! Никому я ни на что сегодня не нужен и совершенно никакого разумного занятия не вижу. И все этот дождь.

– А ты бы вязать научился.

– Может, мне в кого-нибудь превратиться, в рыбу там или еще во что?

– Рыбой ты уже был, – сказал Мерлин. – Человеку мало-мальски прилежному нет нужды дважды давать один и тот же урок.

– Ну тогда, может, птицей?

– Если бы ты хоть что-то знал, – сказал Мерлин, – а это, увы, не так, ты знал бы и то, что птицы терпеть не могут летать под дождем, потому что у них намокают и слипаются перья, и вообще вид становится замызганный.

– Я мог бы побыть соколом у Хоба в кречатне, – упорствовал Варт. – Тогда я сидел бы под крышей и не намок.

– Эк куда тебя метнуло, – сказал старик, – в соколы.

– Вы же знаете, что можете обратить меня в сокола, если захотите, – закричал Варт, – и только нарочно дразните разговорами о дожде. Я так не согласен!

– Фу-ты ну-ты!

– Мерлин, милый, – взмолился Варт, – пожалуйста, превратите меня в сокола. Если вы не сделаете этого, я сам что-нибудь сотворю. Прямо не знаю что.

Мерлин отложил вязанье и поверх очков осмотрел своего ученика.

– Мальчик мой, – сказал он, – пока я еще не расстался с тобой, ты можешь стать кем угодно – овощем, животным, минералом, микробом или вирусом, на здоровье, но тебе придется поверить в превосходство моей прозорливости. Еще не время обращать тебя в сокола, – и прежде всего потому, что Хоб по-прежнему в кречатне, кормит птиц, – так что можешь пока посидеть и поучиться на человека.

– Ладно, – сказал Варт, – раз такое дело.

И сел. Через несколько минут он спросил:

– Дозволено ли мне говорить на манер человеческого существа или тому, кто вскорости будет лишь виден, но не слышен, надлежит просить особого позволения?

– Говорить дозволено всякому.

– Это прекрасно, потому что я хотел обратить ваше внимание на то, что вы уже на три ряда ввязали в ночной колпак свою бороду.

– Ах, чтоб меня!

– По-моему, самое лучшее отрезать у вашей бороды кончик. Принести вам ножницы?

– Почему ты раньше мне не сказал?

– Хотел посмотреть, что получится.

– Мой мальчик, ты подверг себя серьезной опасности, – сказал волшебник, – ибо мог превратиться в хлебный ломоть и поджариться.

И, бормоча себе что-то под нос, он принялся медленно и с величайшими предосторожностями, дабы не спустить петли, выпутывать бороду.

– Интересно, – спросил Варт, когда решил, что наставник его уже успокоился, – летать будет так же трудно, как плавать?

– Летать тебе не придется. Я не собираюсь превращать тебя в вольного сокола, – просто подсажу тебя на ночь в кречатню, чтобы ты мог с ними поговорить. Это и есть лучший вид обучения – беседа со специалистами.

– А они станут говорить?

– Они каждую ночь говорят, как только наступает полная тьма. Рассказывают, как их поймали, и о том, что помнят из вольной жизни: о своей родословной, о великих делах своих предков, о военной выучке, о том, чему они научились и чему им еще предстоит научиться. В сущности, это

---

Конец ознакомительного фрагмента Купить полную версию книги

---