Найдёныш - Павел Сергеевич Комарницкий

гарниром к столь любимой Бяшей моркови. Если просто так грозная богиня Огды могла слопать морковки преизрядно, то вкупе со сметаной — совершенно изумительное количество.

— Ага, а папа не верил… — девочка критически оглядывала себя в большое, уже слегка потемневшее зеркало, прилаженное на стену. — Ма, ну скажи, красивые же штанишки я связала?

— Где штанишки? — округлила глаза Варвара. — Покажь, я что-то не вижу.

— Ну вот же, на мне!

— Ах, это… Я думала, это поясок.

Асикай, в отсутствие супруга подтянувшаяся из своего флигеля на огонёк, помочь туда-сюда, засмеялась. Действительно, изделие гораздо более походило на стилизованный пояс для крепления чулков, нежели на штаны любого рода. Во всяком случае краешки крепких бяшкиных ягодиц высовывались из них вполне откровенно.

— Издеваетесь вы все над богиней Огды… — с деланным огорчением вздохнула Бяшка. — Попробовали бы сами побегать в этих противных длинных штанах!

— Да бегай как тебе угодно, раз богиня. Хоть голышом, коли гнус не донимает. Вон у греков, я чай, все боги в старину голышом рассекали!

На сей раз рассмеялись все трое.

— Аська, пойдём на минутку, я чего-то спрошу, — вдруг посерьёзнела девочка.

— О как… — Варвара вылила готовую сметану в крынку. — От меня что ли таитесь?

— Да ай, мама!

— Ну-ну, идите, секретничайте, — улыбнулась женщина.

Выйдя на крыльцо, молодая тунгуска вопросительно глянула на богиню Огды.

— Терзает и терзает тебя этот вопрос, Аська, — девочка смотрела прямо, и во взгляде её сейчас светилась неземная проницательность. — Жить скоро не даст.

Асикай села на крыльцо.

— Твоя правда. Вот уж сколько мы с Охчен живи. Пошто сё никак не понесу я?

Помедлив, Бяшка присела рядом. Осторожно коснулась плеча тунгуски.

— Почему, я не знаю. Однако попробую помочь тебе.

— Как знаешь, чего надо делай? — осторожно удивилась тунгуска.

Звёздная девочка улыбнулась, мудро и смущённо.

— Я не знаю. Я просто чувствую… ну… как зверь, что ли.

Асикай бухнулась ниц.

— Помогай… помогай, Огды!

— Ну вот, опять… — вздохнула Бяша. — Как чуть что, так сразу «Оооо! Огды!» и бац носом в землю…

Она вдруг напряглась, вытянув длинную шею.

— Чего там? — Асикай оглянулась. — Медведь, однако?

— Да нет, Ась… не медведь… — голос Бяши вновь вибрировал и клекотал, не подделываясь под обычный человеческий. — Злые люди… сюда идут… Злые люди!

Она сорвалась со ступенек, вихрем ворвалась в дом.

— Мама! Нас убивать идут! Злые люди! Уже близко!

Расспрашивать, что да как, Варвара Кузьминишна не стала. Достаточно уже спозналась с Бяшей, чтобы усвоить — зря девочка болтать не станет.

Винтовки-самозарядки, купленные Иваном, стояли в шкафу начищенные, без пятнышка. На полке повыше аккуратно лежали снаряженные магазины — аж по четыре на каждую.

— Асикай, — теперь хозяйка говорила отрывисто, жёстко, — из трёхлинейки ты палишь здорово, я видала. С этой справишься ли? — она протянула винтовку и магазин.

Тунгуска, взяв оружие, повертела секунды три. Безошибочно вставила магазин, защёлкнув стопор. Передёрнула затвор.

— Справлюсь, отчего нет.

— Тогда давай в свой флигель. Из окна стреляй, с какого угла подойдут. У меня отсюдова обзора на ту сторону нету. Говорить буду я, ежели что, ты молчи и на прицеле держи. Первый выстрел от них или от меня — бей стекло и пали варнаков насмерть, не пугай зря. Всё ли поняла?

— Отчего не понять, — сейчас лицо молодой тунгуски являло собой образец азиатской непроницаемости и бесстрастности.

— А я, мама? А как же я?

— А ты брысь на печку! — Варвара оскалилась как рысь. — Всё ли поняла? Быстро, быстро! Времени нет рассусоливать!

Залаяли собаки, громко и безостановочно.

— По местам!

…

— … Лошадь загонишь совсем, Вана Ваныч.

— Илюша, мне порой кажется, ты об лошадях заботишься больше чем даже об нашей Бяше. Они там одни сидят! А мы тут в тайге опять ночевать будем?

— Твоя неправда, Вана Ваныч, — счёл уместным слегка обидеться Илюшка. — Моя сё понимай, однако. Ночевать тута тоже зачем — уже почитай пришли, да. А сё равно лошадь когда-нибудь твоя загонишь…

Иван Иваныч вдруг остановил коня, резко поднял руку.

— Тихо!

Где-то впереди, приглушённые расстоянием, бахали выстрелы.

— Что это?

— Руски винтовка так не стреляй, однако, — Охчен вслушивался в пальбу. — Так твоя хитрый винтовка стреляй, Вана Ваныч.

Трое мужчин переглянулись и без разговоров послали коней в галоп, оставляя вьючный караван на произвол тайги.

…

— Иш, собаки базлают, едрить их в дышло…

— На то они и собаки, штоб базлать. Нам-то что? Чалдоны мы, мирные люди, заплутали тут малость, — Сенька Коготь ухмыльнулся. — Дорогу спросим, водички напьёмся… в воде-то, чай, не по-христиански отказывать.

Подельники тоже заухмылялись. Да, главное, чтоб на двор впустили. А там уже легко…

— А ну как не пустят? — усомнился корявый мужичонка, едущий на бочкообразном мерине враскоряку. — Народец нынче недоверчивый пошёл…

— А Жбан и Чалый на что?

Заимка стояла как на ладони. Ничего, крепенькое строение, подумал Коготь. Вон, гляди ты, изба крестовая, да высоченная какая. Да флигель с другого боку двора, а позади хлевов да кладовок немеряно… и ежели пузан не соврал, где-то тут среди кладовочек червонцев сундук. Не положить бы ненароком хозяйку с хозяином, вот что. Тунгусов дворовых сразу можно в расход, а хозяйку — упаси Бог… замкнётся чего доброго хозяин, один-то оставшись. И хоть огнём его жги… С живой бабой другое дело. Тут и кремень золотишко отдаст, как егойную бабу при нём же раздеть…

Сенька ухмыльнулся. Напрасно, ой, напрасно думает Дормидонт Панкратьич, что ухватил Сеньку Когтя за яйца. Три мокрых дела, пять трупов — это всё страшно, коли денег мало. А когда полный сундук червонцев — да тьфу и растереть. Так что сам-то Дормидонт Панкратьич, по всему, и должен череду Сенькиных покойников достойно завершить. Поверх его сегодняшних подельников, ага. После, как будет Сенька в России — да не Сенькой уж, а почтенным Семёном Михалычем — то, пожалуй, поставит за упокой души раба божьего Заварзина толстую свечку. Заслужил. За такую-то наводку…

До заимки оставалось шагов полтораста, когда в окошке хозяйского дома зазвенело битое стекло. И тут же другое, во флигеле.

Бах! Бах! Бах! Бах!

Двое товарищей вывалились из сёдел, как тряпичные куклы, молча, один успел соскочить с подстреленной лошади, ещё один с воплем схватился за простреленное бедро. Сам Коготь, корявый мужичонка и ещё один варнак, долговязый тип с горящим взором, успели соскочить с коней невредимыми, и споро укрылись за грядой валунов, навороченных с краю приусадебного огорода — верно, хозяева чистили поле. Раненый в ногу, правда, укрыться не успел — из флигеля бахнул выстрел, бандюк скорчился и затих.

— Эй, вы! — раздался из окна женский голос. —