Колыбель молчания - Алексей Кирсанов

его язык заплетался. Он сглотнул, собрался. «На Землю. Все… что можем. Последнее.» Он обвел рукой станцию: архивы с циклами, их записи, пугающие рисунки Майи (пока она еще рисовала), их самих – живые доказательства регресса.

Джулиан присоединился, опираясь о спинку кресла. «Да… Предупредить. Хотя бы… попытаться.» Он посмотрел на образец в пробирке – тот самый «нейро-корень», принесенный из шахты под «Зарей», теперь казавшийся жалким кусочком адской сети. «Образец… кода… если расшифруют.» Шансы были ничтожны. Сигнал слабый. Расстояние огромное. Помехи Колыбели. И кто на Земле поверит в кошмар, описанный безумцами?

«Повтор…» – выдавил Джекс, тыча толстым пальцем в настройки. «Цикл… передачи… пока батареи… или…» Он не договорил. Или пока нас не заберет ритм.

Началась спешка, медленная и тягучая из-за наступающего тумана.

Архивы «Глубины»: Джекс, бормоча проклятия под нос (его речь уже больше напоминала бормотание Лео), сбросил на внешний накопитель все: сейсмические циклы, графики биоактивности, спутниковые снимки «сна» и «шрамов», последние данные с их приборов перед бегством.

Элиас отдал свой блокнот – море каракуль, среди которых угадывались слова «цикл», «сырье», «редукция», «центр». Джулиан добавил свои медицинские заметки – графики регресса, описания стадий, анализ крови (бесполезный, но факт). Майины рисунки – от попыток карт до витков тьмы – были сфотографированы дрожащей камерой Джекса.

Джулиан прикрепил к накопителю крошечный чип с оцифрованной структурой «нейро-корня» – геномом или чем-то еще более чужеродным. Физический образец в пробирке было не отправить.

Джекс настроил камеру станции, чтобы она сделала короткую панораму: Элиас, пытающийся выглядеть собранным; Джулиан с пустым взглядом врача без пациентов; Джекс, опирающийся о пульт; Майя в углу, покачивающаяся; Лео и Марк – живые статуи ритма. Немое свидетельство конца колонии.

Самое страшное – запись. Нужно было говорить. Внятно. Пока еще можно.

Элиас Вернер (Лингвист): Он встал перед микрофоном, закрыл глаза, пытаясь отключить гул в голове. Его голос был низким, надтреснутым, слова подбирались с мучительным усилием, но он держал линию:

«Это… Элиас Вернер. Колыбель… не планета. Это… часть существа. Цикл: сон… приманка… пробуждение… заражение.» Пауза. Сглотнуть. «Цель: редукция разума… подготовка сырья. Ассимиляция… в центре долины. Для… перерождения существа.» Еще пауза, дольше. Мысли путались. «Мы… не первые. Не… последние. Избегайте… „райских“ миров… с мертвой… поверхностью. Это… ловушка. Повторяю… Колыбель – хищник. Не… приближайтесь. Спасите… других.» Он отшатнулся от микрофона, как от раскаленного железа. Его лоб покрылся испариной. Это был последний связный монолог лингвиста.

Джулиан Картер (Врач): Он взял микрофон. Его речь была хуже – обрывистой, с паузами, где терялись слова:

«Джулиан… Картер. Подтверждаю. Биоугроза… невидимая. Воздух… почва… воздействует… на мозг. Стадии: потеря речи… письма… личности… Стадия 3… как они.» Он кивнул в сторону Майи, Лео. «Физиология… меняется. Готовится… к ассимиляции. Образец… кода… прилагается. Лекарства… нет. Карантин… бесполезен. Только… уничтожение… очага. Или… бегство. Предупредите… Землю… Астра Глобал… виновны.» Последние слова сорвались в кашель. Он судорожно сглотнул, отдавая микрофон. Его сообщение было короче, рванее, отчаяннее.

Джекс взял микрофон последним. Он посмотрел на него, потом на экран, где мигал уровень сигнала – едва заметная полоска. «Джекс… Риггс. Инженер.» – пробормотал он. Больше он ничего не смог сказать. Слова уплыли. Он просто ткнул пальцем в кнопку записи своего имени в лог передачи.

Затем началась его битва. Его толстые пальцы тыкали в клавиши, настраивая частоту, мощность (минимальную, чтобы растянуть заряд батарей), выбирая самый помехоустойчивый протокол из доступных. Он бормотал обрывки терминов: «Усиление… антенна… ретранслятор… Пилигрим… мертв… прямая… Земля… слабо…» Экран моргал предупреждениями о низкой вероятности доставки. Он игнорировал их.

Самое важное: он установил цикл повтора. Сообщение будет уходить снова и снова, как бутылочная почта в бескрайнем океане космоса, пока станция не умрет или Колыбель не поглотит их окончательно.

«Готово…» – он выдохнул, палец завис над большой красной кнопкой «ПЕРЕДАТЬ ВСЕ». Он посмотрел на Элиаса, потом на Джулиана. Это не требовало слов. Это был акт последней воли.

Джулиан кивнул, его лицо было каменным. Элиас закрыл глаза.

Джекс нажал.

На пульте замигал индикатор передачи. Тихий, высокий писк заполнил динамик – звук данных, утекающих в эфир. Слабая, искаженная волна, несущая в себе весь ужас Колыбели, устремилась сквозь толщу атмосферы, сквозь радиационные пояса, сквозь миллионы километров пустоты к крошечной голубой точке под названием Земля. Шанс, что она дойдет? Практически нулевой. Шанс, что ее услышат и поверят? Еще меньше.

Они стояли и слушали этот писк – звук их крика в бездну. Джекс опустился в кресло, его голова снова начала покачиваться. Джулиан подошел к иллюминатору, глядя вверх, на черное небо, где должен был быть «Пилигрим». Элиас поднял глаза туда же, к чужим звездам.

На мониторе орбитальных датчиков станции (едва работающих) мелькнул сигнал. Не ответ. Телеметрия. Обломок данных с самого «Пилигрима». Корабль совершал хаотичные, бессмысленные маневры на орбите. Без курса. Без цели. Как гигантский, безмозглый жук, пойманный в паутину невидимого поля Колыбели. Живой мертвец.

Сигнал с «Глубины» – их послание, их предупреждение, их исповедь – шел мимо этого мертвого корабля. Мимо всего. В никуда. В холодную, безразличную пустоту.

«Послали…» – прошептал Элиас, его голос был пустым. Это была не надежда. Это был факт. Они сделали, что могли. Последний долг разума перед тем, как погрузиться во тьму.

Писк передачи звучал в каменной утробе станции – крошечный, жалкий звук на фоне всепоглощающего гула Колыбели и ритмичного стука Марка. Последняя надежда уплывала, как песчинка в урагане. Теперь им оставалось только одно: спуститься в светящуюся долину и встретить свой конец согласно плану Лео. Или согласно плану Колыбели. Разница стиралась.

Глава 23: «Пилигрим» молчит

Писк передачи их послания в никуда звучал в станции «Глубина» как навязчивый звон в ушах умирающего. Он смешивался с гулом планеты, с бормотанием Лео, со стуком Марка, с покачиванием Майи – в единый, диссонирующий хор их конца. Элиас Вернер стоял, глядя на мигающий индикатор связи, ощущая пустоту там, где секунду назад была последняя, призрачная надежда. Она уплыла. Но над орбитой все еще висел «Пилигрим». Последний технический шанс. Пусть даже безумный.

Джекс Риггс, его пальцы сведенные судорогой концентрации, снова и снова тыкал в кнопки коммуникатора. Он переключился с земной частоты на орбитальный командный канал «Пилигрима». Стандартный. Аварийный. Запасной. Даже личный канал капитана. Его голос, превратившийся в хриплое бормотание, пытался прорваться сквозь помехи:

«Пилигрим! Пилигрим! Станция… Глубина… Риггс! Отвечайте! Любой!.. Шаттл… нужен… эвакуация!.. Опасность! Биоугроза!.. Повторяю…»

Он отпускал кнопку. В ответ – только шипение белого шума, прорезаемое щелчками статики. Иногда – короткий, искаженный вой, похожий на помеху, но слишком ритмичный, чтобы быть естественным. Как эхо их собственного ада, отраженное с орбиты.

Джулиан Картер, опершись о холодную стену, слушал. Каждая неудача была иглой в его истощенную нервную систему. Он видел, как Джекс бьется головой о спинку кресла в такт своим вызовам – тук-тук при нажатии кнопки, пауза при ожидании ответа. Техник уже не просто пытался связаться. Он ритуализировал отчаяние.

«Попробуй… маяк… аварийный…» – выдавил Элиас, указывая на другую панель. Код аварийного радиомаяка – простой, универсальный, немой крик о помощи. Джекс кивнул, его движения стали резкими, раздраженными. Он ввел код. Индикатор маяка замигал красным. Монотонный сигнал «SOS» в азбуке Морзе (… – -…) понесся в эфир. Самый примитивный, самый настойчивый зов.

Шипение. Щелчки. Ритмичный вой. Молчание. «Пилигрим» оставался глух и нем.

На одном из тусклых мониторов станции «Глубина», подключенном к слабеньким орбитальным датчикам, мелькали данные. Элиас подошел ближе, протирая глаза.