Царство (огрызок 37 глав из ?) - CTEPX

Возможно, безумие заразно, но Вилхелм заметил в этих действиях механистичность. И если бы подобное не продолжалось изо дня в день, Вилхелм бы позабыл об этом, но Сера с тех пор всё чаще задерживалась на работе и все меньше уделяла время семье.

Как-то вечером Вилхелм оставил Урана с Вероникой, а сам поманил Серу выйти в коридор.

— Милая, что происходит?

Сера посмотрела в сторону, помолчала немного и ответила:

— Ничего. Мне просто нужно время, чтобы…

— Чтобы что?

Сера посмотрела на Вилхелма исподлобья и сказала:

— Привыкнуть. — Она попыталась вернуться в каюту, но Вилхелм схватил её за плечо.

Сера впервые посмотрела на него, как на врага.

— Пусти!

— Мы не договорили.

Сера перестала сопротивляться, потупила взор.

— Мне… мне тяжело, — проговорила она, наконец, грудным голосом, вот-вот сорвётся.

— Мне тоже, — отозвался Вилхелм. — Давай справляться с этим вместе.

— Я не, я…

Вилхелм попытался поймать взгляд любимой, но та без слов уткнулась ему лицом в грудь, разрыдалась.

Из сбивчивых слов Вилхелм понял причину, из-за которой Сера так странно вела себя последнее время, и он впервые за долгие годы был готов убивать. Даже сражаясь с орками пару лет назад, Вилхелм не распалялся так сильно.

8

— Лектор Шел?

Мужчина в багровой мантии и в пилеолусе обернулся и тем самым совершил большую ошибку. Вилхелм не знал, как лектор-догматис выглядит, а поэтому окликнул сразу всю толпу техножрецов, которые спешили с утра в двигательный отсек.

— Да, — отозвался Шел.

Этот морщинистый старик с круглыми очками в позолоченной оправе на крючковатом носу тут же получил по лицу и рухнул на спину. Вилхелм сел сверху и начал впечатывать мерзкую физиономию святоши в пол.

— Ещё… хотя бы… слово… моей… жене… и ты… труп!

Другие техножрецы попытались вмешаться, но Вилхелм оттолкнул их. В воздух взметнулся механодендрит, его владелец собирался хлестнуть Вилхелма, но не на того напал. Вилхелм перехватил искусственное щупальце и дёрнул на себя. Техножрец закружился, потерял равновесие, упал, а Вилхелм подтянул его к себе.

— Тоже хочешь?! — проревел Вилхелм, и техножрецу не оставалось ничего, кроме как выставить все конечности — родные и искусственные — для защиты.

Вилхелм сдержался, тяжело дыша. Техножрец, спотыкаясь, поднялся и убежал, пока не прибили.

— Прочь! — проревел Вилхелм, и те, кто ещё оставался на ногах, тоже попятились.

Вилхелм собирался вернуться к Шелу, если тот вдруг не понял суть послания, но в этот миг появилась охрана. Вилхелм поднял руки вверх, но это не помогло, — он получил дубинкой по голове и отшатнулся, ничего не видя из-за искр в глазах. Его скрутили и бросили неподалёку от лектора-догматис, который хрипел, захлёбываясь кровью.

Вилхелма заковали наручниками по рукам и ногам, а потом оттащили в карцер. Там ему пришлось поваляться на холодном полу в тесной камере. Никто и не думал снять наручники. Не дали ни курева, ни воды, хотя последнее даже к лучшему, — и без воды тянуло в туалет.

Когда Вилхелм уже толком не чувствовал ни ступни, ни кисти, охранники соблаговолили снять наручники. Его грубо подняли на ноги, встряхнули, порвав сюртук, и отвели в комнату для допросов.

Там его дожидалась Мурцатто на пару с Марией Гиммельфарб.

— Его заковать, капитан? — спросил конвоир, кивнув в сторону цепей, прикреплённых к столу.

— Нет, не надо. Благодарю за работу, — ответила госпожа Гиммельфарб.

Когда дверь за конвоирами закрылась, Мурцатто выпалила:

— Сдурел?! Ты хоть знаешь, что тебе светит?!

Вилхелм ничего не ответил, нахмурился.

Мурцатто с грохотом отодвинула стул, села напротив, закурила, предложила пачку капитану, — та отмахнулась. Мурцатто докурила сигарету, а потом спросила хриплым голосом:

— Что, чёрт побери, произошло?! Ты едва человека не убил! Крыша поехала?!

— Этот пидор на уши присел моей Сере, — проскрежетал Вилхелм. — Общались они в хоре. И знаешь, что он ей сказал?

Мурцатто перебросила через стол пачку сигарет. Вилхелм дрожащими руками достал сигарету и закурил.

— Якобы то, что мой ребёнок таким родился… это кара Бога-Машины. И вообще мы с ней сладострастники, далёкие от церкви люди, не уважаем священный труд. И что ей…

— Ладно, хватит. Я поняла.

Вилхелм выдохнул облачко дыма и проговорил:

— Блядь, я ночью уснуть не мог, — всё думал, как поступить. Утром решил, что ему пиздец. Но в последний момент… не смог. Размяк я. — Вилхелм помолчал немного, а потом сказал: — У Серы и так депрессия, а тут ещё он со своей хуйнёй. Надо было убить.

— И хорошо, что не убил.

— И что теперь? — спросил Вилхелм.

Капитан Гиммельфарб ответила:

— На "Пентакле" за подобные преступления одно наказание — прогулка за борт.

Вилхелм проглотил холодную слюну, дёрнулся, а потом проговорил тихо:

— Мурцатто… прошу присмотри за Серой и…

— Не говори ерунды, старый ты дурак!

Капитан Гиммельфарб снова начала:

— За вас, господин ван Дейк, заступился владыка.

— А?

— Авраам, — пояснила Мурцатто.

— Вот те на! И? — Вилхелм развёл руками.

— Как только доберёмся до Белами-Ки, вернёшься на "Амбицию", — сказала Мурцатто. — Здесь тебе больше не работать. Для вида и из отгулов не вернёшься, якобы уволен. Тогда, может быть, все довольны останутся. И волки сыты, и так далее.

— Что ж… — Вилхелм оглядел собеседниц, — большое спасибо. По гроб жизни обязан. — Он встал и поклонился.

— Деньги-то есть? — спросила Мурцатто.

Вилхелм кивнул, затушил окурок о протез и ответил:

— Найду. Но спасибо за предложение. Ты всегда была лучше всех.

Мурцатто махнула рукой так, словно сказала "свободен".

Вилхелм помассировал запястья, поднялся, постучал в дверь и вышел вон.

Утренняя потасовка теперь казалась невероятно глупой, мальчишеской, но так всегда бывает, — хорошая мысля приходит опосля.

На выходе из карцера на Вилхелма налетела Сера. Налетела и обняла уже без всякой неуверенности, как в те времена, когда они наслаждались друг другом пылко и изо всех сил.

— Я так испугалась! — воскликнула Сера.

Лицо красное. Опухло от слёз.

— Прости.

— Дурак… — Сера ударила его кулачком в грудь. — Что бы я без тебя делала?!

Сера вцепилась в мужа, не оторвать. Вилхелм прижал супругу, а другой рукой гладил её по голове.

— Я тебя люблю, милая, — сказал он. — Никогда и никому не позволю тебя обижать. Ты всегда можешь на меня рассчитывать. Поняла?