Фантастика 2025-184 - Олег Александрович Волков

— Пусть только сунутся эти ваши олигархи-шмалигархи — шуганём так, что обосрутся не по-детски! — воинственно произнёс Прокопьич. Но я-то точно знал, на что он был способен в былые годы, и связываться поостерегся б. — Я тут в лесу чью-то ухоронку с оружием нашёл, — неожиданно похвастался он. — Стволов немеряно! Вплоть до крупного автоматического! Все законсервировано, в смазке, еще лет сто, как нефиг делать, пролежит. Не ваша с Петровичем случайно?

— Точно не моя, — качнул я головой, — а вот Петрович запросто мог.

— Ладно, хватит пока о грустном! — вдруг спохватился старик. — Второе рождение у тебя, Данилыч! Надо отметить!

Мы продолжили наши душевные посиделки. Матроскин, закончив с молоком, с громким урчанием прыгнул обратно на скрипнувшую кровать уставился на Прокопьича своим пронзительным зеленым взглядом.

— Смотри-ка, благодарит, — хрипло рассмеялся дед. — Или просто выпрашивает добавки. Умный, говоришь? Ну-ка, кис-кис… Матроскин, а?

Кот презрительно отвернулся и принялся вылизывать лапу.

— Видал? — усмехнулся я. — С ним запанибратство не прокатывает. Его уважать надо!

— Да, уж, вижу — серьёзный зверь! — Прокопьич налил всем по новой порции. — Ну, так что, Данилыч? Что делать дальше думаете?

Я посмотрел на горящую лампочку, на знакомые бревенчатые стены, на верного друга, которого тоже не чаял больше увидеть в этой жизни.

— Останемся пока, — твердо сказал я. — Дух перевести нужно…

— Да, — подтвердил Артём, — нам сейчас отсвечивать не с руки.

— Вот это здорово! — обрадовался старик. — Завтра баньку истопим, смоете с себя всю эту городскую суету. Рыбалка здесь знатная. Помнишь еще, Данилыч? А потом… и охоту на дикого зверя устроить можно будет. Я вам про ту ухоронку подробнее расскажу… — В его глазах блеснула знакомая, хитрая искорка.

Я вздохнул. Покой нам только снился. Но отдохнуть несколько дней было просто необходимо.

— Ладно, — поднял я стопку. — За новую старую жизнь!

— За жизнь! — дружно отозвались Артем и Прокопьич.

А за окном, в непроглядной деревенской темноте, по-прежнему было тихо. И это была очень хорошая тишина. Мы сидели, ели, пили и говорили. Говорили обо всём на свете. Я смотрел на знакомые стены, на отсветы пламени в печной дверце, на лица своих спутников — майора, повидавшего виды, и старого друга, сохранившего верность. И чувствовал себя так, будто вернулся не просто в старый дом, а в ту эпоху, где всё было проще, яснее и честнее.

— Слушай, Прокопьич, — сказал я, когда беседа на время затихла. — Спасибо тебе. За всё. За дом. За то, что встретил вот так… с ружьём, но с распахнутой душой.

— Да брось, — смутился старик. — Какие там спасибы… Сам понимаешь, время лихое. Кто его знает, кто там в дверь стучится. Лучше перебдеть, как говорится. — Он помолчал, глядя на огонь в печи. — А я тебе вот что скажу, Данилыч. Я хоть и старый, но полезным быть еще могу. У меня-то никого из родни не осталось, а детей Бог не дал. Буду я вам и сторожем, и разведкой, и связным. У меня тут в округе все тропки известны. Эти ваши враги, даже, если и вычислят, где вы — пусть только сунутся! Встретим так, что мало не покажется!

В его словах была не показная бравада, а спокойная уверенность человека, который за свою долгую жизнь не раз бывал в переделках и знал им цену.

— Ладно, пойду я — вам отдыхать надо после таких приключений. А утром встретимся. Принесу молочка парного вашему Матроскину.

Мы вышли проводить его на крыльцо. Ночь была тёмной-тёмной, но звёздной. Воздух пах мокрой листвой, дымком и свободой. Прокопьич растворился в темноте, и вскоре со стороны его избушки донёсся отдалённый лай его собаки.

Я остался стоять на крыльце, глядя на усыпанное бриллиантами звёзд небо. Артём стоял рядом и молча курил. Я стрельнул у него сигаретку, достать её из воздуха на этот раз у меня не получилось, и тоже закурил.

— Ну что, майор, — тихо спросил я. — Вот она теперь какая, наша новая реальность. Глухомань, старики и говорящий кот. Не жалеешь, что связался со мной?

Артём сделал последнюю затяжку и раздавил огарок каблуком ботинка.

— Знаешь, Данилыч (мы договорились, чтобы он меня так пока называл, чтобы Прокопьича не смущать), — сказал он задумчиво. — После всего, что я видел в последние годы… эта реальность мне кажется куда более здравой и честной. И, знаешь, я даже уверен, что мы тут не просто так отсиживаемся.

— Отчего же такие мысли?

— А от того, что чувствую — мы этому дерьму ещё покажем, где раки зимуют, — твёрдо сказал майор. — Все этим олигархам-шмалигархам, как Прокопьич говорит. Теперь у нас есть настоящий тыл. И самое главное — нас здесь никто не ищет, — усмехнулся Артём. — Успеем дух перевести. Спокойной ночи, Данилыч!

Он развернулся и ушёл в дом. Я же ещё немного постоял, слушая, как где-то далеко кричит сова и шуршит в сухой траве наглый ёжик.

«Да, — подумал я. — Завтра будет новый день. И, чёрт побери, он будет нашим!»

Глава 17

Ночь и впрямь прошла спокойно. Ни шума моторов вдалеке, ни подозрительных шагов в саду, ни лязга затворов и свиста пуль. Только привычные деревенские звуки: уханье совы, да шелест листвы. Беглецов никто не нашёл. Непроглядная деревенская тьма и густая завеса из звезд надежно укрыли нас от всего внешнего мира. Мы проспали крепким, мертвым сном уставших от погони людей, и ничто не нарушило этой благодатной тишины.

Первым с рассветом, как и обещал, появился Прокопьич. Скрип калитки и его негромкий голос, заговаривающий с Матроскиным, гоняющим с утра мышей в доме, разбудили меня. Я выглянул в окно и увидел, как старик ставит на стол под яблоней глиняный кувшин с парным молоком, от которого в прохладном утреннем воздухе шел густой пар.

Матроскин, почуяв угощение, тут же материализовался на подоконнике и выразительно потребовал угощение, естественно на кошачьем языке. Старика в тайну говорящего кота мы не посвящали. Получив свою порцию молока, Матроскин тут же забыл обо всем на свете.

А старик в следующую минуту уже растапливал самовар (и где только он его откопал? Я и сам не помнил, где он у меня хранился), щедро подкидывая в его топку шишки и сухие еловые веточки. Вскоре над садом, щедро заросшим одичавшей малиной, поднялся в небо вкусный запах дымка и свежезаваренного чая.

А Прокопьич, тем временем, деловито поставил на стол деревянный поднос с хлебом, и принялся пластать на тонкие ломтики принесённый с собой огромный шмат солёного сала. Так что пришлось нам с Артёмом срочно вставать,