Лётчик: Лётчик. На боевом курсе! Под крыльями Босфор - Владимир Владиславович Малыгин

Зато испуг от острой боли и последующей досады на самого себя сразу прошёл. Любопытством и довольством сменился. Вдруг удастся что-нибудь сейчас узнать? Вытянул немца, оттащил к остальным, положил чуть в сторонке.

Обыскал, связал, не стесняясь затянуть веревки покрепче. Ну не буду же я с ним церемониться? Он мне вообще-то не нужен. Если получится, порасспрашиваю, и прощай…

Но сначала нужно раскопки закончить. Свои вещи-то я пока не обнаружил.

Провозился в обломках ещё какое-то время, докопался до самой земли. Даже два пулемёта достал, с боекомплектом. И мешок этого сопровождающего всё-таки нашёл, уже в самом конце, когда решил окончательно прекратить поиски. И нашёл-то чудом, по плечевой лямке. Так бы и не заметил среди обломков.

Что-то мешочек какой-то легкий. Вернулся к телам, вытряхнул из мешка его содержимое, разгреб в стороны. Так, это моё оружие, это документы, а где остальное? Где оружие и документы казаков, помощника? Если их убили, то должны же были хотя бы обыскать и для доказательства прихватить вещички с собой? Так что? Получается, моих товарищей не убили?

Повернулся в сторону бесчувственного тела, глянул с предвкушением. Сейчас ты мне всё расскажешь! Все. Даже то, что не знаешь. Да лишь бы не помер раньше времени! Так, всё общей кучей назад, в мешок. И из карманов остатки тоже туда, кроме трофейного пистолета. Потом разберусь, что куда пойдёт. И к немцу. Пора нам с ним наконец-то поговорить по душам…

Сначала разговор не задался. Для того чтобы привести немца в чувство, пришлось из реки воды принести. Для чего использовать головной убор одного из мертвых стрелков. Все равно он ему уже не понадобится. Ему больше вообще ничего не понадобится.

А вот дальше начались сложности. По-доброму немец говорить отказался, пришлось переламывать себя и делать ему больно. И даже очень больно. Никогда не замечал в себе садистских наклонностей, а тут даже удовольствие какое-то получил, самому не верится. Стоило только вспомнить Игната с Семёном да Дитерихса, как всё само собой получилось. Да ещё в самый ответственный момент нечаянно сам себе по носу задел…

А дальше всё как-то само собой и вышло. Озверел от боли. И пошло, пошло.

Всё-таки, оказывается, куча прочитанной литературы сильное влияние на подсознание имеет…

И пальцы я ему ломал, и щепки, остро оструганные, кое-куда загонял. Щепок теперь вокруг много, даже искать не пришлось. Короче, рассказывать долго, а на самом деле всё получилось очень быстро. Всего лишь несколько минут эта неприятная процедура и заняла. Это потом я уже отблевался, когда от поляны той отошёл подальше. А в первый момент лишь на озлобленности и вылез. За свои мытарства, за товарищей. И на собственной боли. Да ещё в самый критический момент вспомнил те зверства, которые немцы творят и будут творить на нашей земле… И всё. Планка у меня и упала…

Вот сейчас и стою, буквой «зю» согнулся, давлюсь, корчусь в рвотных спазмах, из желудка пытаюсь хоть что-то выплеснуть. А не получается, пусто там, нет ничего. Всего-то стоило чуть-чуть в сторону отойти и расслабиться. И сразу мычание немца припомнилось, выпученные его глаза, бледные заросшие щеки, огромные капли пота на лбу. Все он мне рассказал. И рассказал на русском языке.

Да, мои товарищи остались живы, добивать их не стали. А вот выжили ли они после, этого уже мой пленник не знал. Почему добивать не стали? Да просто не захотели. За них ему не заплатили. Вот и всё…

И про мой захват я подробно всё выспросил. Насколько это было возможным в тех условиях. Очень уж меня интересовал тот вопрос на русском, когда ко мне по имени-фамилии обратились. То, что этот вопрос задавал не мой пленный, это я точно знал. Уж тот голос-то я на всю жизнь запомнил. А сейчас этому и подтверждение получил. Так что теперь мне обязательно нужно назад вернуться!

А меня да, везли сначала в Австрию, а уже оттуда должны были на этом же самолёте переправить к «доброму дядюшке Вилли». Погостить, так сказать. Недолго. До ближайшей виселицы, как преступника и злодея, посягнувшего на святое для всей их империи…

Где сейчас мы находимся и по какому маршруту летели, я спрашивать не стал. Смысла нет. Карта же у меня с собой. Пока не рассматривал её в подробностях, так, раскрыл на складке, быстрым взглядом окинул. Важно, что понял, где я сейчас нахожусь. Остальное потом. Сейчас срочно уходить нужно. Только и успел, что за деревья уйти да сотню шагов по лесу проделать. Тут и вспомнилось только что проделанное, заставило скрючиться возле ближайшего дерева. Иначе бы точно на колени упал. А так хоть за стволик уцепился, на своих собственных стоять остался. На дрожащих, честно сказать, коленях, но всё-таки стоять…

Отдышался, тыльной стороной ладони утер слюни и сопли, другой рукой смахнул выступившие слёзы. Отдышался, выпрямился. Ещё пару раз вдохнул глубоко, выдохнул и сплюнул в траву. Легче стало. Побежали! Потихоньку сначала, трусцой. Зачем? А потому что с той поляны всё-таки пришлось уходить в быстром темпе. Успел только нож немцу под ребра загнать. Горло резать всё-таки не смог, навыков должных нет. Решимости-то точно хватило бы, а вот как представилось, как я ему горло пилить буду, так и передумал. И живым его оставлять было никак нельзя.

Да, причиной такой спешки были чьи-то голоса на реке. Всё-таки нашлись очевидцы падения самолёта, объявились.

Хорошо хоть они особо не спешили с поисками, дали мне возможность все свои дела сделать. А на контакт с местными я пока абсолютно не готов идти. Да и увериться нужно, что это точно Румыния. Они нам вроде как и союзники, но я лично никому не доверяю, кроме своих, русских. Да и тем через одного.

Опять же моя форма мокрая, её ещё сушить нужно. А на мне сейчас надет полный комплект немецкой лётной формы – комбинезон с курткой, ботинки и даже шлем. И встречаться с румынами в таком виде – равносильно подписать себе смертный приговор. И разбираться вряд ли кто будет.

Прорысил около километра по довольно-таки чистому лесу. Удивительно, но ни сухостоя вокруг не вижу, ни валяющихся на земле сучьев. Все вылизано и прибрано. Бежать одно удовольствие. Вот только в зимнем комбинезоне и такой же куртке особо не побегаешь, даже трусцой, как я это делаю. Поэтому через километр приблизительно я выдохся, вспотел и остановился. Да и силы закончились.