Слуга Государев. Тетралогия - Денис Старый

Вообще удивительным образом он повзрослел и продолжает это делать очень быстро. Я не припомню из своей прошлой жизни, чтобы ребёнку ещё не было одиннадцати лет, а он рассуждал настолько здраво, что можно было бы смело приплюсовывать к уму ещё лет пять.

Не могу с точностью сказать, что именно на это повлияло. Возможно, всё в комплексе. С одной стороны, если уж потешить своё самолюбие, то у Петра Алексеевича лучший в мире наставник. Причём, методы и приёмы, которые я использую в учебном процессе, направлены на то, чтобы он не имел готовые суждения и выводы. Но всегда мог опираться на мои знания, выверенные временем и добротным советским образованием.

Чаще всего, как и сейчас, государь пытается доказать мне мою же неправоту. Он приводит немалое количество аргументов, а с каждым месяцем всё больше и больше из них разумны. И порой ставит почти что в тупик. Того и гляди, но наступит время, когда я не найду достойного ответа, а лгать не стану.

Цель Петра — доказать мне и самому себе, что я не прав. Но моя цель — отбиться от всех нападок и привести такое количество аргументов и фактов в пользу своего суждения, чтобы у государя не оставалось никаких сомнений в правоте того, чему я его обучаю.

Такими приёмами получается создать в голове ученика чёткое убеждение, что либо он сам пришёл до нужных выводов и только лишь использовал некоторые из моих аргументов; либо в том, что я настолько мудр и сведущ, что по некоторым вопросам мне можно доверяться полностью.

Ведь сейчас Пётр Алексеевич, после того выпада, когда он меня отстранил от своего обучения, имеет вокруг себя разных людей, с которыми он советуется, и спрашивает, насколько я прав. И нет тех, кто аргументированно может указать на мою несведущ. Хотя и есть такие, но в основном пытающиеся обвинить меня в ереси, в иезуитстве. Знали бы про масонов, так и к ним причислили бы.

И пока только одно важное направление во внутренней политике является мной не доказано. Потому как очень оно скользкое.

— Государь, задумайся над тем, что религия наша, святое православие, — оно на службе Отечества повинно быть, а не ослаблять оное, — почувствовал я, что сегодня Пётр Алексеевич воспринимает меня особо внимательно, так как понимает, что это могут быть последние слова его наставника.

И я вновь решился поднять вопрос. Сердце обливается кровью, когда я вижу, сколько много людей теряет Россия прямо сейчас всеми гонениями на старообрядцев. А патриарх устроил террор им. Нет, пусть бы в меня и камнями закидали морализаторы, но я отношусь к людям, как к ресурсу. Россия теряет очень много ресурса, а вместе с ним и возможностей к развитию.

— Ты снова об отступниках? Еретиках, кои поносят церковь нашу православную, справедливо изменённую отцом моим, государем Алексеем Михайловичем? — строго спросил царь.

Однако голос его звучал чуть менее раздражённым, не таким уж и категоричным, как обычно.

— Ну ты жа не еретик! А ну перекрестись!

Я осенил себя тремя перстами.

— Да ведаю я… Подушную подать, то, о чём ты мне рассказывал, как лучшее обложение народа моего, хочу на еретиков распространить. Да кабы по два рубля на мужа всякого платили, — сказал Пётр Алексеевич.

И плавно начался урок по экономике, в ходе которого я приводил некоторые примеры из истории, которые ещё не случились.

— Ты снова будешь рассказывать, как это было в Китежграде Тьмутараканском? — уже догадался Пётр Алексеевич, что наступает один из любимых им частей урока.

— Ты прозорлив, государь. Так вот… Было как-то в Китежграде отменено крепостничество. Но о том, почему сие произошло, я рассказывал тебе, государь, ранее. И пришло время, когда крестьянам повинно было выплатить выкупные платежи. Те, что держава потратила, кабы выкупить крестьян у испомещенных бояр. А у селян этих денег не было. Посему отменили они выкупные платежи, так как никто их и не платил, — сказал я и двумя руками указал на сидящего рядом со мной государя.

Это означало, что пришло его время, и он должен подумать и предложить свой вариант, как это было бы лучше для державы.

— Понял я уже, что еретики два рубля платить не смогут, оттого убегать станут по лесам, али в Литву подадутся, — догадался государь, к чему я всё это вёл. — А вот если положить столько, что смогут платить, то и станут.

— Ваше Величество, еретики повинны быть в худших условиях и платить немного, но больше, так как вы — государь православный. Но и еретики — сие русские люди, заблудшие овцы, но могущие послужить на благо Отечеству. Думать крепко надо, кабы и веру сохранить, и людей не лишиться. Сколь уже по лесам в Литву, али ещё куда подались? Ваше Величество, Пётр Алексеевич вы лишилися подданых. Россия недосчиталась почти полумиллиона рублей в год, рекрутов… — наконец-то я высказался полностью, озвучив окончательно проблему.

Раньше об этом Пётр Алексеевич даже слушать не хотел, словно бы закрывал глаза, что ничего плохого для Отечества не случится, если продолжится самосожжение старообрядцев, если они продолжат убегать в Литву. Если их напрямую не перестанут уничтожать, пытать, унижать, обкрадывать. Некоторые даже умудряются в Османскую империю сбегать. Не говоря уже о том, сколь много нынче скитов развелось на Урале и в Сибири, где прячутся старообрядцы.

Россия лишается своего серьёзного потенциала, из-за чего? Для меня, как человека из будущего, не особо и понятно. Креститься тремя перстами вместо двух? Или говорить слово «Иисус» с одной «и»…

Утрирую, конечно, но в целом же каких-то фундаментальных, глубинных противоречий между старообрядцами и православными я не вижу. Нам бы патриарха, который захотел бы найти хоть какие-то точки соприкосновения.

И у меня даже есть план, как можно было бы постепенно выходить из этого религиозного кризиса. Вот только это одна из немногих реформ, которые давать кому-то я пока не решаюсь. Нужно еще и убедиться в том, что фигура патриарха Иоакима слетела с Олимпа.

И еще… Через Игната идёт поиск того влиятельного старообрядца, который смог бы предложить государю такое вот примирение.

Например, оба ответвления восточного христианства взаимно признают венчания друг друга, ну это только если старообрядцы поповские, а беспоповцев и признавать нечего. Но если православные признают протестантские браки, то почему бы это не делать с теми, кто наиболее близок в религиозном вопросе?

Никто в храме служить не может, кроме того, кто является священников непосредственно официального православия. Или же