Фантастика 2025-155 - Сергей Александрович Плотников

Я их надежды поддерживал всеми способами, и целый месяц в новой столице царило спокойствие и благолепие. Настроение начало меняться, когда к середине января стали доходить разные слухи. Надо сказать, я и сам с интересом прислушивался к новостям. Сначала пришли расстроившие меня вести о том, что Берке жив.

Узнав о захвате столицы, он пришел в настоящее бешенство! Не заключая мира с ильханом, он срочно развернул войско на север и спешно двинулся к Дербенту. Через две недели поступающая информация немного скорректировалась к лучшему. Пошли слухи, что войско остановилось, потому что Берке тяжело заболел и уже неделю не поднимался с постели.

В отличие от других новостей, распространению этого слуха я препятствовать не стал и даже, наоборот, приказал всячески поддерживать его в городе. Он был мне на руку. Ведь с того момента, как по степи пошла весть, что Берке жив, на меня и Боракчин стали косо посматривать. Впрямую претензий за обман не выдвигали, но дело шло к этому. Новость о болезни все вновь поменяла! Получалось, я и не соврал почти. Подумаешь, не умер, так ведь плох совсем, не встает с постели, тут любой мог ошибиться.

Весть о болезни Берке подтверждалась с каждым днем, и желающих предъявить претензии Боракчин за обман становилось все меньше. Большинство знатных нойонов разумно посчитали, что глупо ссорится с Боракчин-хатун, пока еще не решено чью же сторону принять. Ведь если Берке умрет, то преждевременная коронация Туда-Мунке уже и не измена вовсе, а необходимое и разумное решение. Вопрос оставался лишь в том, сможет ли он удержать трон в борьбе со своим сводным братом Менгу-Тимуром⁈ Ведь за последним стоял темник Ногай и все кавказское войско.

Дабы склонить чашу весов на нашу сторону, я посоветовал Боракчин объявить набор в войско.

— Не пойдут! — Зло отрезала она на мое предложение. — Против Ногая и Менгу-Тимура не пойдут! Нету у меня настолько верных людей, все больше норовят в сторонке отсидеться!

Тут она была права, если действовать по старинке, то есть объявить сбор и предоставить вождям кланов и нойонам собирать отряды, то да, никто не придет. Туда-Мунке всем удобнее, но не настолько, чтобы кровь за него проливать. Я это прекрасно понимал, еще когда затевал этот поход, поэтому предложил совсем иной подход.

— Ты объяви о наборе, но не князьям и старейшинам, — объяснил я Боракчин, — а простым пастухам на городской площади. Мол, каждому пришедшему с конем и оружием станешь платить по серебряному дирхаму в месяц.

Она подняла на меня изумленно-возмущенный взгляд.

— Издеваешься⁈ Где я такую прорву денег возьму⁈

На это я вытащил увесистый мешочек с золотыми арабскими динарами и подбросил его на ладони.

— У меня! Я дам тебе в долг.

Вцепившись в меня своими раскосыми глазами, Боракчин на миг замерла в раздумье. Да, сумму я назвал просто астрономическую! Чтобы понимать, шестьдесят дирхамов равнялись одному золотому динару. Ровно столько на ордынских рынках стоил хороший породистый жеребец, о каком мечтал каждый степняк, но накопить на которого простому пастуху не светило за всю его недолгую жизнь!

Такой подход в корне менял всю феодально-клановую систему набора монгольского войска. До этого, следуя заветам Чингиза, хан объявлял о созыве войска, и племенные вожди и князья приходили на сбор со своими отрядами, которые формировались в сотни, тысячи и тумены. Хан не платил ни нойонам, ни простым воинам! Весь расчет был на будущую, добытую в бою добычу!

Потому-то никто и не пришел бы на зов Туда-Мунке. А зачем⁈ Хан слабый, сурово спросить не сможет, а других стимулов и нет! Впереди только кровавая сеча с войском Ногая и больше ничего. Ни богатых городов, ни иных каких способов добыть степным воинам богатую добычу, кто ж на такое согласится⁈ Другое дело, когда платят звонкой монетой, тут от охотников отбою не будет.

За считанные секунды Боракчин все просчитала и, долго не рассусоливая, сразу перешла к делу.

— Сколько⁈ Под какой процент⁈

«Зачем мне процент…! — Усмехнулся я тогда. — Только полный идиот будет рассчитывать на то, что хан Золотой Орды когда-нибудь расплатится по счетам! У таких людей руки заточены только брать, отдавать они не умеют!»

Этот момент был мною продуман давно, и на вопрос ханши я расплылся в самой радушной улыбке.

— Какой процент…! О чем ты говоришь, уважаемая Боракчин-хатун! Ведь мы с тобой в одной лодке, и я искренне переживаю о судьбе твоего сына. Конечно же, я дам тебе пять тысяч арабских динаров золотом, не только беспроцентно, но даже безвозвратно!

Выдержав на этом слове выразительную паузу, я добавил еще более мягко:

— У меня всего лишь одно крохотное условие! Пусть твой сын подарит мне вон ту землю, — я показал на противоположный берег Волги, где раскинулся военный лагерь трех моих корпусов. С правом построить там город и торговый двор.

Спасибо банку Сиены и моим ганзейским партнерам, что у меня была и есть возможность так щедро раздавать кредиты даже под такие плохо обеспеченные гарантии. По сути, я предложил регентше продать мне пустующую степь. Степь, которой вокруг было столько, что с таким же успехом я мог бы купить у нее речной воды или немного воздуха.

Когда я это сказал, Боракчин даже не поверила сначала.

— И все⁈ — Недоверчиво произнесла она, и я искренне заверил ее.

— Конечно, все! — Правда, чуть подумав, добавил: — Ну разве что еще одну мелочь! Пусть хан дарует этому городу вольный, не облагаемый никакими налогами, статус, а Ост-Индской торговой компании беспошлинный проход по Волге.

На последнем слове лицо Боракчин в момент омрачилось.

— За дуру меня держишь, урусс⁈ За проход кораблей ханская казна только в год снимала пятьсот динаров!

Я лишь пожал плечами.

— Так, те времена, когда были! Они, может, вернутся, а может и нет, а я даю деньги прямо сейчас! И ведь прошу не за все корабли, а только за Ост-Индскую компанию!

Боракчин-хатун отсутствовала в Орде целых пять лет и не могла знать, что корабли Ост-Индской компании — это больше трети всего судоходного трафика на Волге. Знать она этого не знала, но торговалась почище самой прожженной рыночной торговки.

Через секундное раздумье и она просто удвоила цену.

— Ладно, десять тысяч