"Фантастика 2025-34". Компиляция. Книги 1-26 - Алиса Бодлер

– …что неудивительно. В отличие от нашего дела, их методы не прогрессировали совершенно.

Только услышав заветное, хорошо знакомое мне слово, я начал теряться в догадках. О чем вообще говорила мать Джереми? В голове были лишь бредовые идеи, вызывающие нервный смех. Камерон и Флемминг хотели придумать квест на тему реинкарнации? Или собирались истязать людей с особенными воспоминаниями в подвалах, как Бодрийяры? Что вообще значило вот это «не прогрессировали»?

– Мама, ты правда находишь смешными методы Бодрийяров из «Фармации Б.»? – без тени улыбки вмешался в разговор Джереми.

– Нет, Джерри, а что я должна делать? Лечь и плакать навзрыд, потому как твой ненаглядный Герман был преступником по отцовской воле? Какие времена, такие нравы, дорогуша!

– Теперь ты понимаешь, почему ей не надо было звонить? – тихо рыкнул в моей адрес Оуэн.

– Стойте! – я вдруг решил показать себя как самый «взрослый и осознанный» из присутствующих. – Я понимаю, это ваши семейные травмы и разногласия. Но давайте мы хотя бы на десять минут оставим в покое давно усопших Бодрийяров и немного поболтаем о реально существующих людях, которые могут быть в беде?!

Джереми втянул воздух носом и поехал быстрее. Его мать молчала.

– Миссис Оуэн, я вас внимательно слушаю.

– …В общем-то, их цели нельзя было назвать благими ни в какое из времен. Это был чистый заработок на скуке. И человеческой глупости, если изволите, мистер Дуглас.

– Что вы имеете в виду?

– В девятнадцатом столетии очень остро ощущалась разница между социальными классами…

– А сейчас что-то изменилось, что ли, мам? – снова не выдержал Джереми. Я посмотрел на него так злобно и устрашающе, как только мог.

– Ох, Джерри…

– Пожалуйста, не обращайте внимания, миссис Оуэн.

– Так вот, эта разница, мистер Дуглас… – женщина закашлялась, – главным образом выражалась в том, что богачи, в отличие от класса трудящегося, испытывали вечную скуку. Их человеческие потребности были заткнуты деньгами, однако обилие балов и праздных встреч ничуть не пробуждало интереса к жизни. Отсюда пошло вот это стремление придумать себе занятие не от мира сего. Про спиритизм[72] и эктоплазму[73] я, пожалуй, упоминать не стану. Но это – очень яркий пример того, чем пытались разнообразить быт те, у кого все было условно хорошо.

– Способы эскапизма ушедших лет… – пространно отметил я.

– Верно-верно, – согласилась со мной миссис Оуэн. – Так вот, смышленые дельцы в период бума на фармацевтику придумали, как могут продать новый «интерес» к жизни. Эдакое усовершенствованное семейное древо, но с примесью, полюбившейся людям того времени, – примесью мистики.

– Вы сейчас о реинкарнации? – учтиво поинтересовался я.

– А то! – старушка снова рассмеялась. – «Познайте истинное наследие!», «Вы – намного больше, чем изволите предполагать!». Такие лозунги были. Предложение на грани преступления.

В моей голове все еще ничего не укладывалось.

– В том, чтобы просто вспомнить или узнать, вроде бы нет ничего плохого…

– Кто же спорит? Но я же не сказала, как именно они предлагали вспоминать. Вы довольно сообразительный парень, мистер Дуглас. Есть догадки?

Воспоминания о морфиновой зависимости Германа Бодрийяра активизировались против моей воли.

– Какой-то наркотик?

– Ну, почти. Сейчас мы бы назвали такую смесь галлюциногенной. Опий, морфин, героин… Тогда все их использовали, и в фармацевтике в том числе. Черт разберет, что там было у них намешано, Бодрийяры этого дела не касались, насколько мне известно… Поэтому я не знаю. Но главный грех тех дельцов был даже не в этом… Ведь, зная о том, что морфин считался спорным, но все же лекарством, можем ли мы записать их в преступники по меркам тех времен?

– Так в чем же грех?

– Что является главным двигателем бизнеса, мистер Дуглас? – с некоторой долей ехидства уточнила у меня миссис Оуэн. – Если это не услуги первой необходимости, конечно.

Я задумался. Будучи рядовым менеджером, я предпочитал не вникать в вопросы «о высоком». Был линейным сотрудником, и этого мне хватало вполне. Заметив, что я впервые за разговор потерялся в собственных мыслях, Джереми ответил матери сам:

– Маркетинг.

– Точно, сынок, – согласилась женщина. – Реклама у них была специфической и строилась наподобие анатомических театров. Такой эффект нельзя было пересказать и перенести на бумагу. Его нужно было демонстрировать, мистер Дуглас. Показывать в реальном времени.

До меня, наконец, дошло.

– Вы говорите о том, что люди использовались как объекты демонстрации такого явления?..

– Именно так, – тон миссис Оуэн сменился на ледяной. Те же ноты я слышал в тот момент, когда женщина посвящала меня в историю Бодрийяров. – Поэтому, когда этот скользкий тип Давернас обратился ко мне с идеей возрождения проекта, я пришла в ужас!

– Подождите, – я нахмурился. – Он прямым текстом предложил вам использовать вашего сына в качестве подопытного?

– Он преподнес это иначе! – почти воскликнула миссис Оуэн. – И эта… историческая сводка звучала совершенно по-другому. Я рассказала вам, как услышала, мистер Дуглас. Критическое мышление. Оно есть у каждого взрослого человека! И позволяет нам читать между строк.

– Только лишь оно, миссис Оуэн? Вы знаете очень много!

– Мой век слишком долог, мистер Дуглас. Я умею работать с информацией.

– Ясно… – окончательно растерялся я.

Джереми это заметил.

– Мама, они ведь выбирали не просто первых попавшихся для своего эксперимента? Они брали тех, кто уже что-то помнил о себе?

– Джерри, только не начинай.

Я знал, что мама Оуэна не верила в теорию перерождений, даже имея в своем распоряжении множество практических доказательств. Казалось, что приведи мы ей живого Германа, как две капли воды похожего на Джереми, она бы все равно отпиралась до последнего. Ссориться на эту тему не было смысла.

– Миссис Оуэн, Джереми имеет в виду… то, что главный врач выбрал именно его. Не кого-то другого. То есть был некоторый принцип, по которому отбирали людей для эксперимента?

– Да откуда же мне знать, мистер Дуглас! – теперь женщина повысила на меня голос. – Я рассказала все, что знаю. Этот жук хотел денег – не мудрено – и умел красиво петь песни про пользу «для науки». Но меня в таких вопросах провести невозможно. Мы с мужем умеем зарабатывать и в вопросах обмана и подлости чувствуем очень тонко.

Дальнейший разговор по своей сути не имел смысла. Но я не хотел, чтобы этот звонок заканчивался бесцельно.

– Миссис Оуэн, ваш сын…

Я глубоко вздохнул. Это было не моим делом. В сущности, я не мог понимать о семейных отношениях ровным счетом ничего. Но все же надеялся, что тот опыт постоянного одиночества, что преследовал меня с рождения, давал мне некоторую призму верного восприятия: я знал, что семья была главной ценностью каждого живого существа на этой проклятой обстоятельствами земле.