Ведьмы.Ру - Екатерина Насута

— И что делать?

Получилось донельзя растерянно. Потому что… да потому что в Алёшкиных словах смысл имеется. И ещё какой… особый отдел — это… нет, ну хрень же!

Никто в здравом уме…

Но здравый ум — одно. А отчётность — другое. И… на кого повесят? Кто управлял центром? Кто в клубе сорвался? И отца допросят, и Савельева. Отец ладно, но Савельев точно с особистами воевать не станет. Выложит, как оно есть.

И что?

И то, что лучшего козла отпущения не найти.

— Бежать, — спокойно ответил Алёшка. — Бежать тебе надо.

— Куда?

— Лучше всего за границу. Но можно и в Сибирь.

— Ага, чтоб, когда найдут, далеко возить не пришлось. Сразу на ближнюю каторгу и определят.

Сплошная экономия государственного ресурса выйдет.

— Да ладно, это я так, — Алёшка остановил машину. — Но ты подумай, если что. И звони. Помогу, чем смогу… документы, деньги… есть знакомые. В общем, не затягивай, ладно? Приехали. Вылезай… вон, забор видишь? Тебе туда.

— Так закрыто…

— А ты покричи, — Алёшка, перегнувшись, дверь открыл. — Только громко… чтоб наверняка услышали.

Утро началось с совершенно волшебного запаха.

Что-то сытное, домашнее и сладкое. И ещё кофе. И… и Ульяна открыла глаза, удивляясь тому, что в доме пахнет не плесенью от отсыревшей стены, а едой.

Потом вдруг вспомнила.

И натянула одеяло по самую макушку.

Подумала, что лежать так может вечность, но спустя минуту осознала: у организма совсем другие планы. Он, организм, не желал лежать, а желал в туалет и потом на кухню, или где там едою пахло.

Блин.

Неудобно получилось.

Разговор вчера сам собою затих, как будто все взяли и почувствовали её обиду. Ульяна не хотела, она говорила себе, что это глупо, но всё равно как-то не получалось взять и не обижаться. И потому, когда бабушка сказала, что уже поздно и можно домой, Ульяна с радостью согласилась, что да, поздно.

И да, домой пора.

Спать.

И вот…

Она вздохнула и сказала:

— Надо… вылезать.

И решительно высунула ногу из-под одеяла. В ногу тотчас ткнулось что-то мокрое и холодное, отчего нога сама собой под одеяло нырнула, а Ульяна вскочила, готовая заорать.

— Тяв, — сказал Никита, глядя на неё с укоризной. В круглых тёмных глазах примерещилась даже обида: мол, я к тебе со всей душой, а ты орать.

— Д-доброго утра, — Ульяна натянула одеяло повыше. Родственник он там или нет, но нечего на неё пялиться.

— Тя, — Никита махнул хвостом, к которому уже успела прилипнуть пара колючек. И он, обернувшись, вздохнул, причём совершенно по-человечески. — Гр-ря!

— К соседям лазил? — Ульяна спустила ноги и, наклонившись, подхватила троюродного брата. — Чтоб тебя… и на болото?

Шерсть была мокрой и, кажется, не очень чистой.

— Ты бы лапы мыл, что ли… или вылизывался!

— Р-ряв! — возмутился Никита.

— Стой… а то если глубже забьётся, то только выстригать.

Шерсть у оборотня была мягкою и густой, а потому колючки в ней засели плотно, можно сказать, фундаментально.

— Чтоб тебя…

— Уля? — в дверь просунулась Ляля. — Ты уже встала? Никитка! Совесть бы поимел, человека будить!

— Он в репейник влез. Слушай, а его когда в последний раз вычёсывали-то?

— Его? Никогда.

— Га-а-в, — на распев произнёс Никита и треугольные уши его поникли.

— Он же не даётся! Ещё жаловаться он на меня будет!

— Не переживай, — Ульяне вдруг стало смешно. С чего это она вообще вчера распереживалась. Родственники? Не звонили почти двадцать пять лет? Ну… бывает. Сейчас вон лично приехали. — Я тебя к грумеру отнесу…

— Ря? — одно ухо приподнялось.

— К хорошему! Он тебя и вычешет, и подстрижёт… и когти тоже. Хочешь, лаком покроет?

— Чур я с вами! — Ляля даже подскочила. — Цвет выберу!

— Р-р-р, — Никита явно выразил отношение к лаку.

— Да ладно… всё равно массы в тебе не хватает, поэтому надо нарабатывать стиль, — Ульяна дёрнула шишку репейника и та выскочила-таки, правда, с шерстью. — Сидеть! Сам в репей залез, так что терпи…

— Ба спрашивает, ты завтракать будешь? — Ляля спешно заплетала длинные волосы в косу, правую, левая уже была готова, а что с неё свешивались какие-то ракушки и будто бы белые иголочки… кости?

Ерунда. Кто станет в косы кости заплетать?

— Буду, — решилась Ульяна. — Извините… я вчера, кажется…

— Эмоционально перегрузилась, — Ляля кивнула. — Игорёк сказал, что слишком много впечатлений. Слушай, Уль, я твой сарафанчик взяла. Ты не против? Просто моё всё дядь Жень куда-то дел, а куда — не может вспомнить. И пока найдём, потому что сумки вчера выгрузили, а разбирать не стали…

— Не против. Я в него всё равно уже не влезаю. Я его в школе носила…

— Да поставь ты Никитку, он прекрасно сам дойдёт.

— Ур-р-р, — заворчал Никита, растекаясь по рукам.

— Он просто ленивый и любит, когда его носят!

— Ур-р-р… меня лапы просто кор-роткие!

— Ой! Он разговаривает? — от испуга Ульяна едва не выронила.

— Точно! Ба! — голос Ляли заполнил дом. — Никитос говорить начал!

— Не ор-ри, — шпиц прижал уши, причём лапами. — С-сам… гр…

— Ну вот, — Ляля вздохнула. — Вообще истинные оборотни в любом обличье сохраняют способность разговаривать. Но у Никитки были проблемы… а тут вот… Никита, скажи «а»!

— Бэ, — откликнулся оборотень и вывалил язык.

Чтоб вас…

Зато вставать не скучно.

— Подержи, — Ульяна сунула шпица Ляле. — Я тоже переоденусь… на работу…

Нет, на работу не выйдет. На работу Ульяна опоздала и безбожно. На часах половина двенадцатого. Ничего себе она заспала! И главное, совесть по этому поводу не мучит. Хотя… чего там. Её наверняка уволили. Но съездить надо будет. Ту же трудовую забрать и расчёт затребовать.

А это можно сделать и после обеда.

— Никитос! Имей совесть! Не надо меня облизывать…

А кухня преобразилась. Когда только? И главное, на первый взгляд всё по-прежнему. Разве что обои будто посветлели. И гарнитур, пусть старый, местами облупившийся и с треснувшей дверцей, теперь смотрелся не жалко, а так, степенно.

Солидно.

Солнечный свет пробивался сквозь окна. Ветерок тревожил занавеси.

Пахло сытно.