Внедроман - Алексей Небоходов

Глава 4. На ковер с оленями

Михаил стоял у окна фотолаборатории, опираясь на прохладный подоконник, и глядел во двор, словно с капитанского мостика. Позднее солнце медленно скрывалось за панельными домами, окрашивая окна в мутновато-розовый цвет. По аллее неторопливо шли родители, собирая детей из кружков и изредка вздыхая о молодости, оставленной где-то в очередях за дефицитом.

Особенно его внимание привлекала одна женщина, регулярно появлявшаяся у здания кружка, но неизменно исчезавшая до того, как возникал повод заговорить. Сегодня Михаил решил её остановить. Эта дерзкая мысль кружилась в его сознании, как едкий запах проявителя, впитывающийся в одежду и мысли. Он наблюдал за Ольгой Петровной и невольно улыбался: бывший миллионер, мастер стратегических игр на уровне международных корпораций, волновался перед обычной советской женщиной с тонким вкусом и усталыми глазами.

Ольга Петровна подходила к кружку с безразличием человека, уставшего от суеты, но её внешний вид был безупречен, будто она только что вышла из тайной парикмахерской. Движения её были подчеркнуто спокойными, словно несла она невидимый поднос с горячим чаем и боялась пролить хотя бы каплю. Михаил залюбовался её силуэтом в узком плаще, с шёлковым платком на голове, повязанном с точностью завершающего штриха на важной картине.

Мальчик, довольный удачно проявленным кадром с пионером в галстуке, заметил мать и поспешил навстречу, едва не сбив чей-то тщательно выстроенный натюрморт. Михаил подхватил покачнувшийся штатив и бросил взгляд на женщину, словно ожидая похвалы.

Ольга Петровна улыбнулась сыну особой материнской улыбкой и уже собралась уйти, но Михаил, напустив на себя вид занятого человека, всё же готового снизойти до разговора, непринуждённо её окликнул:

– Ольга Петровна, на минуту… Хотел бы обсудить кое-что важное касательно вашего сына. Замечаний нет – только заранее приготовленные хвалебные речи.

Фраза прозвучала с такой комичной торжественностью, что несколько родителей неподалёку улыбнулись, а один даже заговорщицки кивнул, будто заранее согласившись со всеми похвалами.

– Очень важное? – переспросила она с иронией, но в голосе её мелькнула лёгкая заинтересованность. – Надеюсь, сына не предлагают на обложку журнала «Советское фото» как лучшего фотографа ЖЭКа?

– До таких высот мы ещё не дошли, хотя движемся стремительно, – невозмутимо парировал он, приглашая её к столу с разбросанными негативами и снимками. – Знаете, работая с детьми, объясняя им свет и ракурсы, я неожиданно понял, что истинная красота не в том, как это видят они, а в том, как смотрят родители. Особенно матери. Особенно такие, как вы.

Он говорил без двусмысленности, но с намеренной значительностью, вызвав у неё улыбку и настороженность одновременно.

– Интересная мысль, Михаил, но вы, кажется, переоцениваете моё влияние на юного художника, – ответила она, пристально рассматривая его лицо, будто пыталась понять суть театрального вступления.

– Родительское влияние трудно переоценить, – Михаил сделал паузу, уверенный в эффекте следующей реплики. – Например, ваш внешний вид мог бы служить примером не только сыну, но и многим советским женщинам. Стиль ведь не капиталистический пережиток, а наша внутренняя потребность. Уже неделю собираюсь сделать вам комплимент за платок, но боюсь показаться несерьёзным в глазах строгого советского специалиста по технической документации.

Несколько родителей у дверей теперь старательно делали вид, что ищут что-то в сумках, сдерживая улыбки. В лаборатории повисла игривая напряжённость, которую Михаил искусно поддерживал, не позволяя женщине ответить сразу.

– Почему именно неделю? – усмехнулась она, совершенно не смущаясь. – Вы ведь человек решительный. Почему же комплименты требуют такой подготовки?

– Потому что говорить вам комплименты – всё равно что готовиться к дипломатическим переговорам: нужно взвесить каждое слово, иначе вместо приятной беседы получится провокация на грани международного скандала, – торжественно заявил Михаил, делая вид, что поправляет невидимый галстук. – А я, знаете ли, скандалов с женщинами принципиально избегаю, особенно после того, как однажды неосторожно похвалил жену одного товарища за образцово завязанный пионерский галстук. До сих пор избегаю с ним встреч…

Ольга Петровна не смогла сдержать искреннего смеха и смотрела на Михаила с удивлением, словно на странного, но, несомненно, забавного человека, способного одновременно заинтересовать и насторожить. Уходить она не спешила, наоборот, расслабилась и, пожав плечами, улыбнулась:

– Что ж, раз вы готовились неделю, придётся дать вам возможность высказаться до конца, иначе всю ночь не засну от любопытства.

– Именно на это я и рассчитывал, – уверенно ответил Михаил, будто только что заключил крупную сделку, а не просто привлёк внимание женщины, чей печальный взгляд давно не выходил у него из головы.

Он подвёл её к столу, где лежали фотографии сына среди снимков других детей, выглядевших так, словно были сделаны через марлевый платок. Михаил театрально вздохнул, перебрал отпечатки с видом коллекционера редкостей и, наконец, торжественно извлёк из груды единственный чёткий кадр с правильным светом и выверенной композицией.

– Вот, обратите внимание, – голос Михаила звучал почти благоговейно, словно он демонстрировал не детский снимок, а подлинник Рембрандта, случайно затерянный среди листовок райисполкома. – Это не просто фотография, это шедевр советского бытового жанра! Вы только взгляните на свет – так освещали лица работниц в лучших номерах журнала «Работница» конца пятидесятых. Я даже хотел назвать его «Портрет пионера в раздумьях о коммунистическом будущем», но решил, что это слишком даже для нашей фотолаборатории.

Ольга рассматривала снимок с лёгкой улыбкой, и в её глазах появилось любопытство, слегка смущённое столь пристальным вниманием к работе сына.

– Вы серьёзно, Михаил? Мне казалось, это просто удачный кадр, – тихо сказала она, не зная, как реагировать на преувеличенные похвалы.

– Просто удачный? – Михаил нарочито изумился, словно услышал нечто невероятное. – Нет, Ольга Петровна, удачный кадр – это когда в ателье вас снимают без моргания. Здесь же – искусство, внутренний взгляд ребёнка на мир! Я, конечно, не гений фотодела, но истинный талант от случайного попадания света отличаю с детства, когда моя первая плёнка напоминала скорее рентген перелома, чем человеческое лицо.

Ольга тихо рассмеялась, прикрыв рот ладонью, и Михаилу это понравилось: напряжение постепенно исчезало, уступая место доверительному веселью.

– Говорите так, будто на снимке пионер уже возглавляет шествие на Красной площади, – улыбнулась она, и во взгляде промелькнуло кокетливое сомнение. – Может, вы просто пытаетесь задержать меня здесь, преувеличивая талант сына?

– Преувеличиваю? Я? – Михаил сделал вид, что оскорблён, и развёл руками в наигранном отчаянии. – Никогда в жизни не преувеличивал, разве что слегка преуменьшал, особенно собственную биографию. Но раз уж затронута такая чувствительная тема, скажу прямо: ваш сын одарён не только чувством композиции, но и особой способностью видеть свет. Как педагог заявляю, перед нами почти фотографическое воплощение Родченко!

Женщина уже открыто смеялась, не скрывая удовольствия от столь яркой характеристики.