Будет день - И. А. Намор

– Разумно, – кивнул Штейнбрюк. – Но возникает вопрос, зачем вам, в таком случае, нужна фройлен Буссе?

– Мой каприз, – откровенно усмехнулся Баст и посмотрел собеседнику в глаза. – Но, знаете, герр Мейнерт, если кому-нибудь придет в голову ловить меня на ее прелести… hupen[18]… – оскалился он, нарисовав в воздухе указательным пальцем правой руки то самое, о чем говорил. – Я буду крайне разочарован.

– Создается впечатление, что вы нас то ли провоцируете, то ли испытываете… – сейчас Штейнбрюк как бы размышлял вслух, и Баст решил ему не мешать. Пусть подумает. Ведь думать не вредно, не так ли?

– Вы, в самом деле, хотите сделать из нее певицу? – после затянувшейся паузы спросил Штейнбрюк.

– Не знаю, – равнодушно пожал плечами фон Шаунбург. – Разумеется, с ее Wackelpudding[19] можно и в кордебалет… но это будет как-то неправильно, не находите?

– А что правильно? – поднял бровь Штейнбрюк.

– Вернуться к обсуждению общих принципов нашего сотрудничества и забыть как страшный сон о возможности, не дай бог, пробовать завербовать кого-то из чужой команды.

– Считаете, господин Шаунбург, нам вас не завербовать?

– Фон Шаунбург, с вашего позволения, господин Штейнбрюк, – улыбнулся Баст, стремительно возвращая удар. – Полагаю, что при некоторых обстоятельствах завербовать можно любого. Даже tovarischa Kobu… – он намеренно не назвал Сталина Сталиным и не без тайного умысла произнес эти два слова «по-русски». – Думаете, нет?

Штейнбрюк удар выдержал, чем еще раз доказал, что не случайно оказался на столь высоком посту в военной разведке СССР. Он тоже усмехнулся, как бы показывая, что оценил осведомленность противоположной стороны, но ни о чем из сказанного ранее не сожалеет. Кем бы он был, если бы не попробовал выиграть на шару хотя бы пару дополнительных очков?

* * *

– Думаешь, они нам поверили? – спросила Татьяна и достала из сумочки маленький кожаный портсигар, который вечность назад – вчера утром – подарил ей Ицкович. Ему надоело смотреть на то, как она мучается с сигаретными пачками. – До сих пор поверить не могу…

«А пора бы уже…»

Ну что ж, на самом деле это был один из самых животрепещущих вопросов, и от ответа на него зависело все – буквально все – остальное. А вопрос этот, вполне гамлетовский, следует заметить, формулировался на удивление просто: «А ты кто такой?»

Ну, кто ты такой, Олег Семенович Ицкович, в самом-то деле, чтобы тягаться с самим корпусным комиссаром Штейнбрюком, руководившим особым отделом армии на Западном фронте еще в грозном 1919 году? И вообще, кто вы все такие, граждане «попаданцы», чтобы надеяться переиграть сразу двух самых «эффективных менеджеров» эпохи, советского и немецкого? Вопросы эти витали вокруг, как неприкаянные души, с того самого момента, когда все трое – или теперь уже следовало говорить о пятерых? – решили сыграть в покер с «железным веком» и, разумеется, не на деньги, а «на все».

Однако по-настоящему, как ни странно, задумался Олег над всем этим только после отъезда Штейнбрюка в Москву с полной авоськой такой информации, что им – сотрудникам Разведупра РККА – проверять ее теперь и перепроверять, хорошо, если не до конца года. И ведь платить по счетам тоже придется. И Штейнбрюк все это хорошо знал и понимал. Это же аксиома: хочешь дружить, продемонстрируй свое желание, потому что любовь и дружба – это такие типы отношений, когда без взаимности не обойтись.

Последняя мысль заставила Олега снова взглянуть на Татьяну, которая неожиданно притихла пару минут назад, по-видимому, задумавшись о чем-то своем. Но стоило Ицковичу на нее посмотреть, она это почувствовала – «Ведьма! Впрочем, все бабы ведьмы…» – и, вынырнув из своего «где-то там», вернула ему взгляд.

– Неужели ты заранее был уверен, что…

– Какой ответ ты хотела бы услышать? – сейчас он не шутил.

– Даже не знаю… – похоже, ее донимали те же вопросы, что и его.

– Думаю, что знаю ответ, – Олег все-таки вынул еще одну сигарету и закурил. – Нас, так называемых «простых людей», с детства воспитывают в уверенности что вожди – премьеры, президенты, генералы – это какие-то особые существа. Но знаешь, глядя на них – будь они советские, американские, израильские или русские – ни разу не увидел в этих особях ни единого проблеска гениальности. Иногда среди них попадаются способные, в редких случаях – талантливые, но гении? Гении занимаются теоретической физикой, пишут романы и философские трактаты, а политикой занимаются обычные, порой даже не слишком умные господа.

– Но разведчики… – попробовала возразить Татьяна. – Эксперты разные…

– И что? – пожал плечами Олег. – Ты же сама обвела их вокруг пальца на допросах. Неужели ты думаешь, что женщина – топ-менеджер из Москвы двухтысячных – так сильно уступает по уму, жесткости или способности чувствовать момент всем этим Берзиным да Шелленбергам? Ничуть. Уж поверь мне, я все-таки психолог… А теперь посмотри на вещи трезво. Вот Штейнбрюк. Кто он?

– Начальник Западного отдела Разведупра…

– А Витя бизнесмен и кандидат химических наук…

– Ты имеешь в виду образование? – нахмурилась Татьяна.

– И образование тоже, – кивнул Олег. – Какое у него, у Отто Штейнбрюка, образование? Школа… гимназия… не знаю, что там у них тогда в Австро-Венгрии было… затем офицерская школа, если он действительно офицер, или краткосрочные курсы каких-нибудь их «прапорщиков»… ну и, возможно, академия РККА. Я не знаю… Но пусть академия… И что? И я школу закончил, и, между прочим, хорошую, а потом медицинский факультет Техниона[20], и спецкурс по нейропсихологии в Карнеги-Меллон[21], и докторат в Тель-авивском университете… Как думаешь, у кого кругозор шире и образованность выше? А ведь это я еще о Басте ничего не сказал, а он у нас доктор философии…

– Ты хвастун! – улыбнулась Таня, но улыбка была скорее понимающая, чем наоборот.

– А то?! – улыбнулся и Олег. – Меня когда… – но рассказывать Тане, как его по мозгам шарахнуло, почему-то не хотелось.

«Русский» – «сеген» (старший лейтенант) Олег Ицкович, Долина Бекаа (Бекаат Леванон), 11 июня 1982 года

– Русский, – в наушнике со всеми характерными для коммуникатора скрипами и тресками шуршит голос командира, – говорит Багет. Ну, что ты выставился! Ты же не трахаться сюда пришел!

Вообще-то комроты Омер – позывной «Багет» – сказал не «русский», а «харуси» с ударениями на первом и последнем слогах. Получается, не просто русский, а «тот самый, один-единственный русский». И это, разумеется, Ицкович, хотя во взводе есть еще парочка «русских», не говоря уже о роте. Но – да, «харуси» – один-единственный, и это Олег.

– Всем Пирожкам! – объявляет он, переключаясь на