Целитель. Назад в СССР - Михаил Васильевич Шелест

Сын в девяносто втором был десятилетним ребёнком, попавшим под пресс «старшаков», пытавшихся перемолоть отказников под свои понятия и пристроить к «делу». Да, во дворе были те, кто не хотел становиться ворами и бандитами. Хотя, откровенно сказать, таких было немного. Дом имел девять подъездов по десять этажей и по четыре квартиры на каждом. Сто восемьдесят квартир с двумя и более детьми, и сто восемьдесят с одним ребёнком. Всего больше пятисот детей. Около двухсот — совсем малыши. Остается триста человек вполне пригодных для обработки сознания и из них примерно половина мальчишек.

Рота малолетних бойцов, пообещавших как-то мне, что «подтянут меня на стрелку с Биллом», когда я попытался их, шумящих в подъезде, где проходил один из сеансов, утихомирить. Натурально грозили Биллом, обещая, что он точно придёт меня поучить! Не пришёл, да… Странно, было бы если бы случилось наоборот.

После этого инцидента некоторые пацаны стали со мной здороваться, а некоторые окрысились на моего сына. Детям не объяснишь, кто такой «целитель» и что он может их твёрдый стул превратить в мягкий. Да и много их и дети они, хоть и великовозрастные. Вот и стал я задумываться о том, что в этой войне нужно чётко позиционировать себя, на какой ты стороне. Пока только задумываться, не представляя, в каком качестве именно я могу проявить себя в этой криминальной войне.

И тут однажды встречаю я своего бывшего коллегу по комсомольской работе Николая Пенькова. Я крутился в Диамиде, пытаясь вербануть ещё несколько нормальных специалистов для работы в Японии. Оставались ещё такие, а работы для них становилось всё меньше и меньше. Вовремя я сбежал из судоремонта.

— О, Мишка, привет! — обрадовался он нашей встрече. — Что тут делаешь?

Коля был выпускником Дальрыбвтуза, спортсменом-каратистом и работал вместе со мной в комитете комсомола ВБТРФ, исполняя роль секретаря комсомольской организации добывающего флота.

Я рассказал.

— Эх, жаль, что я технолог. Но и я при деле. Пресервный цех собираюсь строить.

— Ого себе! — удивился я. — Дорогое удовольствие. Кого грабанул?

— Не-е-е…

Коля смутился, и его, только что бывшее жизнерадостным, чуть курносое простецкое лицо, «подвяло».

— Не себе. Пригласил человек один. Бывший директор угольного разреза. Клёвый мужик!

— И что ты тут делаешь? — спросил я. — Тоже ищешь рабочую силу?

— Хм! Как ты догадался? — удивился он. — Механика себе ищу. Одному не справиться. А ты ведь механик «тэо»[4] был?

— Был, да. Но я сам по горло в делах.

— Жаль, а так бы мы с тобой…

Он не смог выразить словами что бы мы с ним и просто сжал кулак правой руки.

— Хороший кулак, — отметил я мысленно и спросил. — Тренируешься?

— По чуть-чуть. В «Труде» у Миши Бунакова. Слышал?

Я покрутил головой.

— Тебя куда подвезти? — спросил я. — Мне уже ехать надо.

— Мне на молочный комбинат. С руководством встречаться. Там будем строить цех.

— Пресервный цех на молочном комбинате? — удивился я. — Это же несовместимые производства. У них даже канализация не должна пересекаться. Хранение сырья… Вы хорошо подумали?

— Вот видишь! — восхитился Николай. — Ты даже это знаешь, а не технолог!

— У меня мама технолог, я столько за свою жизнь услышал, что никакие профессора не смогли бы… Короче! Мне на Баляева, могу подвезти.

— Спасибо! — обрадовался Николай.

Знал бы я, что мне принесёт эта встреча, рвал бы от него «когти» со страшной силой. Но, почему-то чужая память в этот раз молчала.

Николай, когда мы работали «на комсомоле», был очень тихим и безобидным парнем. Он был младше меня на год и относился ко мне с большим уважением, потому сто, как оказалось, тоже ездил в стройотряд на Шикотан и имел возможность наблюдать, как я отбивался от целой толпы «калининградцев», напавших, с какой-то стати, на барак «иркутян». А я пришёл иркутян спасать, так как мы с ними «дружили», а с «калининградцами» нет. Да-а-а… Молодёжь…

После увиденного боя одного со многими противниками, Николай активно увлёкся каратэ и в восемьдесят шестом уже был довольно сильным спортсменом, однако, по моему мнению, он слишком увлекался силовыми упражнениями, «перекачивая» мышцы.

То, что я знал его «безобидным» и сыграло со мной недобрую «шутку». Я не посмотрел его ауру. Не любил я заглядывать людям в души. К этому времени меня от людских душ подташнивало. Слава Богу, что поток страждущих исцеления сильно истощился. Вылечил я всех, что ли?

Довёз я Николая до молочного комбината, что находился на улице Жигура, ниже Баляева и поехал домой, обменявшись с ним номерами телефонов и забыл про него. Однако примерно через месяц вспомнил. Просто мне стало интересно, умер их проект или нет? У меня всё шло стабильно. Я ежемесячно ездил в Японию, проверял бизнес, затариваясь вкусняшками и контролируя процесс перемещения автомобилей через Японское море, предварительно согласовав и организовав встречу на родном берегу, а бизнес приносил мне стабильный небольшой, откровенно говоря, доход. Рук и ртов было много и делить пирог, чтобы не обижать никого, приходилось на много-много частей. Но всё в этой жизни относительно и то, что для меня было 'небольшим доходом, для основной народной массы было доходом запредельным.

— Привет! Как дела? — спросил я, дождавшись ответа.

Честно говоря, я после встречи с Пеньковым, сам стал загораться мыслью построить что-нибудь рыбоперерабатывающее, но не в России, а в Японии, и, помня, что он человек дотошный и скрупулёзный, готов был предложить Николаю должность технолога.

— Хорошо, — ответил Николай, — только я так и не нашёл себе механика. Справляюсь я со всем сам, но Смирнов требует чтобы я нашёл себе зама по механической части. Он хочет, чтобы всё было как на советском производстве.

— А проект согласовали? — с недоверием в голосе спросил я.

— Согласовали, — радостно сообщил Пеньков.

— Ни хрена себе. И СЭСка?

— И СЭСка. А ты почему интересуешься? Не надумал ко мне? Мы бы с тобой сработались.

— Хм! Не знаю-не знаю, как на счёт сработались бы. Мне многое не нравится в вашем проекте. Например то, что вы хотите красную солёную рыбу катать в жестяные банки. Это ведь деликатесный продукт. Он всегда в стеклянных банках выпускался.

— Мы в Якутск будем её отправлять. Там, Смирнов говорит, есть уже нечего.

—