В памят(и/ь) фидейи. Книга первая - Лилия Талипова

– Хорошо. Я проверюсь. Так лучше?

– Я слышу ложь.

– Ничуть, дорогая. Клянусь, сделаю это.

– Хорошо… Как там папа? – уже тише поинтересовалась я, боясь затронуть неугодные темы.

– В порядке. Ударился в палисадник, за уши его оттуда не оттащишь. Только и слышу целыми днями: «Оливия, где удобрение?», «Оливия, куда ты убрала лопатки?».

Я тихо расхохоталась, представив, как отец сменил любимые рубашки на футболки и ковыряется в клумбах, а после собирает комплименты от соседок ведь, несомненно, его сад стал лучшим на всей улице.

– Не надо было ему уходить с работы, – вздохнула мама.

– Вы оба заслужили отдых, – сквозь радость и печаль улыбнулась я.

Мы проговорили еще целый час, пока у меня не разболелась голова от искаженного машиной маминого голоса. Она пожелала скорейшего выздоровления, передала привет от папы и всей родни. Позже пришло СМС от Эдмунда: он сообщал о прибытии в Ирландию и выражал надежды на то, что я не убьюсь к концу поездки. Я закатила глаза, ответила ему, чтобы не рассчитывал легко от меня избавиться, а после уснула на диване в просторной гостиной, предварительно разожгла камин, надеясь, что загадочный Томас не будет сильно возражать. Он вернулся под ночь в заляпанной грязью куртке и выглядел очень устрашающе. К тому моменту я уже сидела на диване, накрывшись пледом, и потягивала белое вино, купленное специально к ужину.

– Не уверен, что тебе можно пить, – бросил Томас вместо приветствия.

– Прости… – выпалила я на автомате. – Я приготовила ужин. Ну… В знак благодарности, – также игнорируя его слова, я встала и подошла к обеденному столу.

Присутствие Томаса меня будоражило. Он пугал и притягивал одновременно. Мне даже стало стыдно за пижаму с сердечками, казалось, рядом с ним я выглядела совершенно нелепо.

– Необязательно было это делать.

Ни улыбки. Ни словечка благодарности. Стало жутко обидно, к горлу подступили слезы. Справедливо, должно быть. Но я едва пришла в себя после падения, как он сам сказал, при котором могла погибнуть, а какое у него оправдание?

– Необязательно, но я сделала. Поешь?

– Не голоден. Спальня твоя, я лягу на диване. Не трогай меня до утра, а я не потревожу тебя завтра, – широким шагом он прошел в спальню, к большим шкафам, а я глупо посеменила за ним.

– Хорошо, извини… То есть, нет… Погоди… Сейчас, – хмурясь, судорожно втянула носом воздух и медленно выдохнула через рот, дала себе паузу, чтобы немного собраться с мыслями и сначала самой понять, что пытаюсь донести. – Я не хочу тебя стеснять. Просто хотела отблагодарить… Я лягу на диване, а завтра утром уеду.

Выудив из шкафа постельное белье, пижаму и пару полотенец, он обернулся ко мне.

– Не смею тебя удерживать, – его слова казались пощечинами. И отчего его безразличие так болезненно? – Док сказал, что ты удивительно быстро восстанавливаешься, но лучше отдохни.

– Ты говорил с доктором о моем здоровье? – нахмурилась я, не зная, смущаться мне или злиться.

– Он позвонил сообщить, что выполнил свою работу. Я справился о твоем состоянии.

– Ладно…

– Не стоит шататься по дому, тебе нужен постельный режим. Спальня в любом случае твоя, я не могу позволить девушке спать на диване.

От мимолетного проявления заботы внутри растеклось спиртовое тепло, только без кислотного осадка, а, напротив, с приятным, почти карамельным послевкусием.

– Зачем ты это делаешь? – я заглянула в его лицо, ища ответы.

– Простая…

– Вежливость, да-да, – закончила за него фразу. – Из вежливости люди не оставляют незнакомцев в своих домах.

– За тебя поручился Ник. Ему я доверяю. К тому же дома бываю редко, неудобств ты не доставляешь. – Он вернулся в гостиную, я – за ним.

– Ясно.

– Что ты хотела услышать? – Томас присел на спинку дивана, собрав руки перед собой в замок.

Я опустила взгляд на свои ступни. Мне не было неприятно, было в целом-то никак. Хотя, если не лукавить, возможно, пришла одержимость, настойчивое желание доказать ему, что он ошибается, что есть какая-то иная причина, которую он должен срочно придумать. Я откинула эту глупую мысль.

– Ничего… Не знаю… – честно ответила я. – Я еще плохо соображаю…

«Еще»? Всегда!

– Сколько я должна возместить? Расходы были существенные…

– Аванс в будущую дружбу. Прошу, больше не упоминай об этом, я хотел бы отдохнуть.

– Надеюсь, твоя девушка не расстроена тем, что в твоем доме ошивается непонятно кто.

Я бы расстроилась.

Повисло молчание, Томас коротко кивнул и ушел в ванную. Наверное, я и сама не думала, что хотела бы услышать. Теребя прядь, я лунатиком побрела в спальню и рухнула в кровать.

XVII

В комнате было темно и холодно. Я не планировала оставаться тут еще на одну ночь. Хотела лишь забрать телефон и вызвать такси, но все пошло не по плану. По большим окнам барабанили крупные капли дождя, ливень топил округу, скрывал от нас мир за плотной пеленой. Мне больше нравилось думать, что это мы сокрыты от всех. В горле пересохло, потому, тихо поднявшись с постели, я вышла в кухню, стараясь не разбудить Томаса.

Только Томас не спал. Он сидел за обеденным столом и неспешно отрезал куски от вечернего стейка и не без удовольствия закидывал в рот один за другим.

Вытащив из холодильника воды, тут же вернула на место. Передумала пить. Хотелось горячего чаю. В вязком молчании поставила чайник кипятиться (не спрашивая разрешения, ведь он сам хотел, чтобы я чувствовала себя, как дома. Хотя такого Томас вроде не говорил), в поисках чая пошарила по кухонным ящикам, стуча дверцами в такт каждой остервенелой капле дождя, прилетавшей в окно, словно пытаясь пробить его. Как чайник засвистел, обдала кипятком кружку, закинула туда пакетик, залила горячую воду и на минутку оставила завариваться, в то же время потянулась за ложкой.

– Без молока? – уточнил Томас.

– Извини, да. Я не люблю молоко.

– За что ты извиняешься?

В том же гомоне барабанного оркестра дождя я размешала чай, вынула пакетик и оперлась тазом о разделочный стол.

– Я хорошо помою кружку, следов чая не останется, – пообещала я.

– Ты переживаешь, что чай испортит мои кружки? – ничуть не переменившись ни в лице, ни в тоне голоса, спросил Томас.

– Ну да, я же пью без молока. – Не знала, как правильно себя чувствовать: взрослым, объясняющим ребенку простые вещи, или ребенком, отвечающим перед взрослым по усвоенным знаниям.

– Большей ерунды не слышал, – беспечно бросил Томас и отрезал очередной кусок.

Управлялся он столовыми приборами очень изящно, было в том