Сингония миров. Относительность предопределенности - Валерий Петрович Большаков

пятьдесят пятого, после смерти Иосифа Виссарионовича и расстрела Никиты Сергеевича, в генсеки вышел Лаврентий Павлович. На ХХ съезде Берия призвал продолжать дело Ленина-Сталина, и заявил о новой исторической общности – советском народе. И какие тут могут быть союзные республики, пусть даже братские? Никакие…

А товарищ Шелепин продолжил верный курс – организовал федеральные округа. К примеру, Ленинградская область, вместе с Карелией, Архангельской и Мурманской областями образовала Северо-Западный ФО, а Эстония с Литвой, с Латвией и Калининградской областью – Прибалтийский ФО. Только Ленинград и Одесса ни в какой округ не вошли, остались сами по себе. Ну, и Москва, конечно…

Гарин мысленно отмахнулся от скучных подробностей местного бытия. Да и кому они интересны? Кто в обычной, обыденной жизни вспоминает о вертикали власти? Тем более что в Первомайске по-прежнему рулит райком КПСС, а то, что над ним не обком, а окружком, никто даже не задумывается.

Главное – вот! Вокруг!

Переливается на солнце Южный Буг… Из-под моста горделиво выплывает белый теплоходик ПТ-4… Или ПТ-2? Тут их «катерами» прозывают… На пляжике у Старой башни загорает трудовой люд, а у монументальных ворот стадиона желтеет бочка с квасом.

Гарин подумал – и с сожалением покачал головой. Пожалуй, нет. Больше в него не влезет…

Вобрав полную грудь теплого ветра, настоянного на степной полыни, Михаил Петрович вздохнул:

– Пора, агент «Розенбом»!

В потертой, но опрятной джинсовой спецовке, покачивая пластмассовым чемоданчиком с инструментами, он ничем не отличался от электриков из местных ЖЭКов.

С видом деловитым и целеустремленным, Гарин зашагал по улице, радуясь каждой знакомой примете. «Гастроном» на углу… Тот самый! Желтый «ЛиАЗ» прокатил, ворча, и свернул на мост, за живую колоннаду пирамидальных тополей…

Правда, ни одних «Жигулей» и близко не видать – в «Бете» пользовались не итальянскими, а французскими и немецкими наработками. Вон, с Карла Либкнехта «Рено» вывернула… А у подъезда того самого дома забился в тенёк «Фольксваген-кефер». Только на капоте «жука» блестит эмблема «ВАЗа»…

«Мелочи жизни», – мелькнуло у Михаила Петровича.

Глухое волнение разворачивалось в нем, и смутные желания. Чего он хотел «по правде»? Признать в такой знакомой высотке что-то родное, памятное? Или, наоборот, увидать то, чего не было в его детстве, огорчиться – и успокоиться?

«Да чего ты так распереживался? – увещевал себя Гарин. – Это не твой мир! И не ты жил в тутошней пятьдесят пятой квартире, а совсем другой Мишка! Вырастет – и станет Браиловым…»

Он поглядел на дорогой хронометр «Пилот-Беркут», подаренный «двойником» в «Альфе». Куда тому «Ролексу»…

Полтора часа в запасе. Но лучше обождать, чем опоздать.

Михаил Петрович решительно вошел в прохладный подъезд и поднялся на знакомый этаж. Надо же… Точно такая же дверь, что помнилась ему – две медные пятерки на лакированной филенке…

Нахмурившись, он сосредоточился. Открутил взвизгнувший винтик, и снял плафон молочного стекла. Вытряхнул парочку мушиных мумий. Горит хоть? Михаил щелкнул выключателем. Горит… Вот тебе фаза, вот тебе нуль…

Приделать плоскую коробочку пульсационного ИКП – ингибитора короткой памяти – было делом минутным.

Вернется Мишка домой, поднимется по лестнице – ИКП сработает, стирая недавнюю память. Мальчишка забудет и его, и Тату, и Светлану, никому не доверяющую ментограф…

Сжав губы, Гарин глянул на часы. Тата должна быть сейчас в автобусе – она осталась в Помошной, как и было задумано. Встретит юного Мишу, познакомится, пленит и очарует…

А тому же будет лестно внимание красивой студенточки! Тата и безо всяких ухищрений молодо выглядит, а как даст волю «ведьминским» генам… Любого охмурит.

«Это точно!» – любовно улыбнулся Михаил Петрович, привинчивая плафон «на обратно».

Быстро собрав инструменты, подняв с кафельного пола обрезки изоляции, он неспешно и солидно спустился во двор.

Лето… Шуршат лапчатые листья каштанов, к тяжелому запаху роз приплетается легчайшая бензиновая гарь. В зыбкой тени акаций щебечет стайка девчонок… Такую древность, как мужика на седьмом десятке, их шальные глазки в упор не видят…

Гарин замер, узнавая Риту Сулиму. Надменное длинноногое создание шагает пружинисто и гибко, рассеянно прислушиваясь к тараторящей подружке.

Михаил Петрович провел языком по сухим губам. Тараторила Зиночка, она же Тимоша. Обе девчонки, и Рита, и Зина, перешли в девятый…

К несчастью, застать это блаженное время ему не удалось – уехал с родителями на Дальний Восток. «И с тех пор тянулись перед ним глухие окольные тропы…»

И лишь гораздо, гораздо позже, обремененный семьей, долгами и заботами, он отыскал в «ОК» фото Зины Тимофеевой, Али Ефимовой, Риты Сулимы, Инны Дворской, Маши Шевелёвой…

«Розенбом» болезненно скривился, вспомнив тот шок, который он испытал в семьдесят пятом. Скучал же по своим! Накатал письмо Машке, она не ответила, а на почте лишь плечами пожали: «Адресат выбыл»… Тогда Миша написал Циле Наумовне, их бывшей классной, и получил ответ. Похоже, старая учительница плакала – чернила кое-где расплылись.

Страшный удар пригнул тогда Мишу, лишая дыхания, надолго вымарывая радость. С тех самых пор и таскает в себе тяжкий груз вины.

Классная руководительница, что вела малолетних гавриков и гавриц с первого по пятый, изложила маленькую трагедию Шевелёвых.

Близняшки попали в аварию, когда с мамой и дядей Игорем возвращались из Котовска – на дядином «Москвиче». Маша в тот черный день отделалась испугом, да ушибами, а Свету зажало так, что ноги отнялись. Всё лето она провалялась, парализованная до пояса, а ровно через год кое-как доползла до окна, и выбросилась…

Гарин криво усмехнулся, вспомнив, как плакал, сминая письмо, как мычал в полном отчаянии: «Ну, я же не зна-ал!..»

А что ему стоило навестить Шевелёвых тем летом? Не на ударную комсомольскую рваться, а вылечить Светку? Июля хватило бы…

Михаил Петрович взволновался до того, что губы пересохли. А что, если… Ну, вот они «попали» в тот самый, роковой для многих, год – из «Альфы» в «Бету». Но можно же и в «Гамму» родимую! И пораньше, чтобы не лечить бедную «близняшку», а просто не допустить аварии! Ведь вся вина – на пьяном «кразисте», выехавшем на встречку!

Если бы Игорь Антонович не свернул тогда, погибли бы все. Машина всмятку, кровь и кости… И что? Лучше вышло? Дядя Игорь умер сразу, баранка проломила ему грудину, Светланка осталась калекой. А маме ее каково пришлось? А Маше?

«Всего-то делов… – думал Гарин, задыхаясь. – Всего-то делов! Не дать случиться той гадской аварии! Надо так сделать. Надо! Обязательно!»

Повеселев, исполнившись надежды, Михаил Петрович совсем иначе припомнил снимки с сайта – они как будто очистились от могильной скверны, от черной накипи безысходности.

Но всё равно… Милые девичьи лица