Лекарь в мире ЗОМБИ 6 - Сергей Леонидович Орлов

Диана замерла. Капли с её одежды падали в воду, расходясь концентрическими кругами.

— Ты… нашёл её? — в вопросе слышалась неуверенность.

Я опустился на корточки, позволив ледяной воде вымыть хоть немного чужой крови из одежды. Смотреть в глаза Диане не хотелось. Там наверняка было бы сострадание, а мне не нужна была ни жалость, ни сочувствие. Они не вернут мне сестру, не отмоют руки от её крови.

— Она стала Передатчиком, — я провёл рукой по лицу, размазывая грязь и кровь ещё сильнее. — Центральным нервом Улья. Контролировала всех заражённых. Поэтому мне пришлось убить её.

В пещере повисла тишина, нарушаемая только звуком капающей со сталактитов воды и нашего тяжёлого дыхания.

— Мне жаль, — Нина опустила глаза. Потом неловко добавила: — Ты сделал то, что должен был.

Эти слова должны были меня утешить? Оправдать? Превратить убийство сестры в необходимость, в долг, в благородную жертву?

— Я сделал то, для чего пришёл, — ответил я сухо. — Теперь нам пора убираться отсюда.

— Нам придётся снова нырять, — Диана указала на водный проход, ведущий к основной пещере.

— Значит, будем нырять, — я поднялся, чувствуя, как вода стекает по телу.

Мы погрузились по очереди. Настю, как и раньше, взяла Диана. Затем нырнула Нина, и последним — я, мысленно прощаясь с тем, что оставил внизу. С Андреем. С Витой. С той частью себя, которая умерла вместе с ней.

Подводный путь оказался мучительно долгим. Мимо останков Стража — теперь просто иссохшей оболочки с втянувшимися щупальцами. Через узкие проходы, где приходилось протискиваться боком.

Наконец впереди забрезжил свет — тусклый отблеск вечернего солнца, пробивающегося сквозь вход в пещеру. Мы выбрались на каменистый берег, тяжело дыша и отплёвываясь от воды.

Внутри меня всё замерло — мысли, чувства, желания. Сердце билось и лёгкие дышали, но я ощущал себя полым, будто футляр для человека. Пустая оболочка, у которой забыли вставить батарейки.

Вита всегда видела мои механизмы психологической защиты как они есть.

«Ты как улитка, Макар,» — говорила она с той фирменной усмешкой, от которой у меня сжимались внутренности. — «Чуть что, сразу в эту свою ментальную раковину.» — Обычно после таких слов она стучала костяшками по моему черепу: — «Тук-тук, есть кто живой?»

Теперь её череп раскрошен моими собственными руками, а кости и серое вещество размазаны по бетонному полу бункера. Отличный повод уйти в раковину навсегда.

Настя держалась на максимальном от меня расстоянии. Пятилетний ребёнок, выживший в апокалипсисе, повидавший, как зомби выедают внутренности из живых людей — даже она инстинктивно распознавала новый уровень опасности. Её чувства каким-то образом улавливали, что я перестал быть человеком. Я стал чем-то другим.

Когда мы выбрались на поверхность в полукилометре от бункера, апокалипсис предстал перед нами во всей красе. Не тот медийный вариант с одиноким героем на фоне красивых руин, а самый, мать его, кровавый и настоящий.

Тысячи трупов устилали землю, насколько хватало глаз. Зомби рухнули как подкошенные в тех самых местах, где стояли, когда я вырвал сердце Передатчика. Кто упал мордой в грязь, кто раскинулся на спине с пустыми глазницами, уставившись в серое небо, кто завалился на бок в нелепой позе. Моментальное отключение, как будто кто-то дернул рубильник огромного механизма.

Но между мертвечиной я видел и живых — тех бедолаг, которыми Улей управлял, не убивая до конца. Обычные люди, которые в один момент очухались и обнаружили себя посреди тысяч разлагающихся трупов. Вот уж кому реально не повезло.

Мужик в рванине, едва прикрывающей тощее тело, на четвереньках ползал между трупами. Его глаза были пустыми и тупыми, как у коровы на бойне. Время от времени он начинал судорожно вытирать руки о штаны, хотя толку от этого было ноль — всё равно кругом кровь, гниль и дерьмо.

Метрах в двадцати от него сидела девушка с совершенно стеклянным взглядом. Сидела прямо на трупах, будто на диване, и даже не морщилась от вони разложения. Её мозг просто отключился, чтоб не сойти с ума. Классическая защита психики — выруби сознание, когда реальность становится слишком паршивой.

Какой-то хмырь бродил кругами, выдирая собственные волосы клочьями. По роже текла кровь, но он, похоже, даже не замечал. Губы что-то бормотали — молитвы или проклятия, хрен разберёшь.

Кто-то просто орал во всю глотку, пока связки не начинали сдавать. Другие тупо ползали между трупами и зачем-то их тормошили. Я же смотрел на это, находясь в несколько отрешенном состоянии.

— Твою мать… — Диана издала короткий нервный смешок, который был скорее рефлекторной реакцией на шок, чем выражением веселья. Она оперлась рукой о дерево, словно земля под ногами внезапно стала нестабильной. — Это просто… пиздец.

Её лаконичное заключение было предельно точным описанием того, что мы видели. Дальнейшие слова были избыточны.

Когда мы начали продвигаться через это поле смерти, к нам потянулись выжившие. Пожилой мужчина с потерянным взглядом, девушка с распухшим от слёз лицом, двое мальчишек лет двенадцати, прижавшихся друг к другу, будто это могло защитить от окружающего кошмара.

— Помогите, — подползла к нам женщина с окровавленными ногами — она пыталась вырваться из-под горы тел и разодрала всю кожу о торчащие из трупов кости. — Где мы? Что… что вообще происходит?

Её взгляд метался между нашими лицами, пытаясь найти объяснение происходящему.

Нина инстинктивно прижала к себе Настю, закрывая девочке обзор, но в этом не было смысла. Ребёнок уже всё видел.

Запах вокруг стоял невыносимый. Биологический коктейль из гниющей плоти, фекалий, выпущенных при смерти, и кислого запаха страха живых. Человеческое тело даже после смерти продолжает быть химической фабрикой, только теперь производящей компоненты разложения.

Нам приходилось пробираться через завалы тел, некоторые ещё сохраняли остаточное тепло. Я механически прокладывал маршрут, активно используя модификации зрения от Сафара — ещё одно преимущество перед обычными людьми, пока химическая дрянь не выгорит окончательно в моей крови. В высокочастотном спектре я различал, как первые личинки уже начали прорываться сквозь мягкие ткани свежих трупов, как тёмные жидкости просачивались из чёрных вен, образуя густеющие лужицы под телами. В глазах некоторых мертвецов ещё мерцали угасающие электрохимические разряды — последние судороги умирающего коллективного сознания Улья.

Запах вокруг стоял настолько тяжёлый, что даже у меня, повидавшего немало дерьма, подкатывала тошнота. Смесь фекалий, разлагающейся плоти и специфического кислого запаха, который оставляла чёрная жижа из вен заражённых.

К нам постоянно подтягивались выжившие — ободранные, грязные, с пустыми глазами. Они двигались как сломанные куклы, многие с разбитыми в