Сын помещика 3 - Никита Васильевич Семин

все это будет сделано, пойдет вполне приличный заработок. И можно будет игрушки делать любым слоям общества. Как для крестьян, так и для аристократов. Крестьянам — «штамповка», а дворянам — штучный заказ, или какая-нибудь игрушка-механизм.

— Интересно, а лицензия на производство сейчас нужна? — задумался я.

На этом моменте меня и прервал Михей.

— Все сделал, барин, — сказал он и посторонился.

Следом за ним зашла и Аглая, неся в руках милого кролика, которого слепила по моему рисунку. Надо же, уже больше часа прошло, а я и не заметил!

— Получилось, как я вижу, — радостно потер я руки и взял готовую игрушку.

— Да, барин, — кивнула девушка.

На ощупь и эта поделка была шершавой. Точно нужен какой-то шлифовальный инструмент!

— Только бы опилки помельче надо, — сказала она. — Тогда и поделка будет более гладкой.

— Хмм… Перетирать опилки в более мелкую фракцию? — почесал я подбородок.

— Перетирать — можно, — осторожно сказала девушка, видимо не поняв смысл моих последних слов. — Только зачем? Можно просто просеивать.

— А если опилок тех больше понадобится?

— Тогда да, но как это сделать — то я не знаю, — тут же открестилась Аглая от решения проблемы.

— Ладно, сам подумаю об этом. Бери кролика, и поедем домой, — вернул я ей в руки игрушку.

Покажу сейчас его отцу, пускай сам пощупает, да поймет, что моя идея — не пустые слова и бахвальство.

— Ты только не сожми его случайно, пока ехать будем, — предупредил я девку, когда мы сели на коня. — Я этого кролика своему отцу показать хочу, а он ведь еще не высох.

— Буду аккуратна, барин, — заверила меня она.

На всякий случай, я еще и ехал не слишком быстро, просто шагом. Уже возле поместья отпустил девушку домой, забрав игрушку, и с хорошим настроением пошел к отцу. Но вся моя радость пропала, стоило мне увидеть плачущую в зале маму.

Глава 7

14 июля 1859 года

Впервые я видел свою маму в этом новом для меня мире со слезами на глазах. Никогда прежде она не позволяла себе слез. Даже когда узнала о попытке отца ей изменить со служанкой — и то, ни истерик, ни слез не было. Естественно, что это вызвало у меня сильную обеспокоенность.

— Что случилось? — подошел я к ней и присел рядом на диван, с волнением взяв ее за руку.

— Вот, — всхлипывая, указала она на несколько листков бумаги, что разлетелись перед ней по журнальному столику. — Почту привезли.

И все. Никаких дополнительных пояснений она не дала.

— Я посмотрю? — спросил я маму, беря листки в руки.

Та молча кивнула, и я тут же углубился в чтение.

Это оказалось письмо от ее младшего брата. Мама не заводила речь о своих родных за то время, что я провел в этом мире. Потому я мало знал о ее прошлом. Почти ничего. Тут же из письма выяснилось, что да — у нее есть младший брат, который сообщал о смерти их отца. Алексей Ионович Резчиков, так его звали, умер две недели назад «по естественным причинам», как писал Евгений Алексеевич. Кроме этого он делился новостями, что произошло в его семье, да что чувствовал себя Алексей Ионович в последние дни неважно. Евгений хотел раньше моей маме написать, да в гости позвать, но старший Резчиков был против. Вот и получилось, что моя мама со своим отцом перед его смертью не повидалась.

— Мам, а… — я хотел спросить, какие отношения у нее были с отцом, потому что из письма стало понятно — между ними была какая-то размолвка, на которую намекал Евгений. Но мама меня оборвала на полуслове:

— Оставь меня, пожалуйста, Рома, — тихим голосом сказала она.

Теперь мне стали понятны и ее слезы, и причина — почему никто из моих родных рядом с ней сейчас не сидит. Молча кивнув, я все же пошел к отцу. Теперь у меня еще одна причина появилась с ним поговорить.

Папа хоть и сидел в кабинете, но по его виду было понятно, что ему сейчас не до работы. Он откинулся на спинку кресла, лениво затягиваясь сигаретным дымом, да смотрел в потолок. На мое появление он почти не среагировал — так, покосился, но не более. На его столе обнаружилась целая стопка писем, новых журналов и каких-то книг. Тоже наверное с почтой все пришло.

— Я хотел тебе показать, что примерно будет получаться из моей затеи с игрушками из опилок, — решил я начать с «нейтральной темы», поставив перед отцом слепленного кролика. Он оторвался от своих меланхоличных раздумий и со вздохом взял игрушку в руки.

— Неплохо, — безразличным голосом сказал отец.

— Ты такой из-за состояния мамы? — не выдержал я все же и спросил его в лоб.

Он снова глянул на меня без всякого выражения, но все же ответил на вопрос.

— Ты и этого не помнишь, да? — получив в ответ мое пожатие плечами, он продолжил. — Твой дед, Алексей Ионович, был против нашего с Ольгой брака. Уже подыскал ей партию, пошли предварительные договоренности, а тут — я. Мы с ней познакомились на новогоднем балу у губернатора и влюбились. Я был достаточно настойчив, чтобы в итоге Ольга вышла за меня. Алексей Ионович хоть и уступил в этом вопросе, но с тех пор с Ольгой почти не общался. Обиду затаил на непослушную дочь. Даже когда ты появился, а потом Люда да твои младшие братцы — и то, даже весточки с поздравлениями не прислал. Только от Евгения мы и знали, что у них творится. Он очень любит твою маму и переживал о ее размолвке с Алексеем Ионовичем как бы ни больше, чем они сами.

Отец прервался, чтобы сделать новую затяжку.