Русская партия - Денис Старый

тем более, когда они шли против течения. Так что, скорее всего, часть турок от нас ускользнёт. А вот парусники они сюда явно зря притащили. Даже если бы сейчас уже начинающий гореть с обоих бортов линейный корабль попробовал развернуться — у него бы ничего не вышло. Он обречён.

Обречены были и те матросы, которые начали спрыгивать с корабля. Но куда они прыгали? В горящее нефтяное пятно? Конечно, это ужасная смерть — сгореть.

— Бах-бах-бах! — начали работать стрелки.

Расстояние до реки было огромным — метров семьсот. На такой дистанции сложно работать даже с оптическим прибором. Это почти невозможно. Вот только стрелки, получив приказ на отстрел турецких солдат и офицеров, показывали чудеса меткости. С такого расстояния и так профессионально регулярно поражать людей, которые горят… это словно бы ангелы направляют пули, желая облегчить участь умирающих в огне. Ведь смерть от пули куда как менее болезненна.

Там на западе шёл бой. Даже гремели пушки, которых у турок было, видимо, предостаточно. Нам-то отвечать нечем. Но я уверен, что стрелки справятся и на том направлении. Иметь, всё-таки, преимущество в дальности и меткости стрельбы — это решает многие вопросы на поле боя.

А я должен был отправлять сейчас подмогу Саватееву и Алкалину. Но вот застыл. Я смотрел в бинокль — какой-то турок, офицер, неумолимо покрывался огнём. Но в отличие от других турецких матросов и офицеров, он никуда не побежал, не стал кричать. Он оскалил зубы и просто принимал… вот так, будто бы манекен, а не живой человек со своими чувствами, эмоциями, нервными окончаниями. Он принимал смерть. Он смотрел на меня — наверняка не видел, что это именно я, но, может быть, бинокль давал отблеск, и офицер с высоко поднятым подбородком смотрел в ту сторону.

Он проиграл. Он привёл людей на гибель. И теперь я во всём этом видел какой-то ритуал. Он будто бы проводит обряд сеппуку — самоубийства, распространённого в Японии. Это мужественный человек, который совершил лишь одну, но ужасную ошибку? И за всё нужно платить.

Не все на кораблях отчаивались. Многие пытались бороться с огнём, и даже на отдельных участках это получалось. Однако некоторое время было просто невозможно зачерпнуть воду с реки, чтобы вылить её на палубу и продолжать тушить пожар. В таком случае можно усилить огонь, ускорить погибель корабля.

Но вот постепенно, в сторону убегающих галер, уходило нефтяное пятно. И оно уже не так полыхало — да почти и затухло. Нефть выгорела. И вот в таком случае у наших врагов был шанс на хоть какое-то спасение. Хотя, как я видел, паруса-то уже все сгорели. Галеры только могли бы уйти.

— Предлагайте им сдаться. Если ответят благосклонно — тут же посылайте лодки и галеры и спасайте всех тех, кого ещё можно будет спасти! — принял я решение.

И всё-таки я, наверное, не настолько жёсткий человек, чтобы принимать все эти ужасы, что наблюдаю сейчас в турецком флоте. Однако я подумал о том, что было бы неплохо ещё и использовать в дипломатии тот факт, что русские не звери, что мы спасали тех, кто пришёл нас убивать. А вот если все они сгорят — тут уж европейцы вновь и вновь будут обвинять нас в варварстве.

Так как лучше? Быть бичом османов, или же гуманистом? Я даже растерялся. Или пусть теряются в догадках и враги России? Коли уж я не могу в себе разобраться и однозначно выбрать жестокость, или гуманизм, то разве кто иной поймет меня?

Да и чёрт с ними. Однако, складывается крайне узкое поле для дипломатических возможностей. Но нам необходимо с европейцами договариваться постоянно.

Турки сдавались. Они очень охотно поднимали белый флаг, ставший на этой войне окончательным символом поражения. Другие галеры улепётывали. И всё равно я не до конца понимал, зачем части галер, которые уже почти скрылись за поворотом, показывать белый флаг.

— Господин командующий, вижу паруса! Андреевский флаг на реи! — счастливым голосом, но с ещё не успевшими высохнуть слезами, сказал офицер связи.

— Удивительно… и он тоже решил нам помочь? Что-то не верю я в то, что Бредаль решился на столь дерзкий поступок и вошёл в Дунай, когда здесь находится часть турецкого флота, — вслух размышлял я.

А потом словно опомнился:

— Что на западе происходит? Почему я не слышу разрывов?

— Неприятель отходит! — после моего окрика, тут же посмотрев, что же происходит по левую руку, виноватым голосом отвечал офицер связи.

Стоит ли его винить за то, что перестал наблюдать, а уставился на горящие корабли и людей? Конечно, стоит. Ты свою задачу выполни, а потом уже переживай, смотри по сторонам, плачь, сокрушайся.

И, действительно, турки отходили от Измаила, а за поворотом показывались три русских фрегата, дальше шёл и наш линейный корабль. Пока что складывалось ощущение, что весь Черноморский флот вошёл в Дунай к нам на выручку.

Вот только турецкий флот догорал. Если в чём и поможет русский флот, то только в том, чтобы собирать ещё живых поверженных врагов. Впрочем, мне кажется, что вода сейчас настолько нагретая, что те, кто бросается в воду… далеко не факт, что останутся без ожогов. Хотя, возможно, я преувеличиваю.

Как-то быстро, просто, но слишком зловеще прошла эта операция. Впрочем, насколько скрупулёзно и тщательно к ней готовились, так оно и должно было произойти.

Я ещё раз бросил взгляд в сторону догорающего турецкого флагмана. К сожалению, покачал теперь уже по тому поводу головой, что там же явно немало богатств, которые пригодились бы и мне, и России. Но корабль начал идти ко дну.

Кто бы из русских мореплавателей не пришёл ко мне на помощь — теперь это его проблема. А я же буду готовиться покидать Измаил. Как говорится, Норов сделал своё дело, Норов может и совершить дипломатический визит в Австрийскую империю.

Теперь, когда я ещё раз показал, что меня так просто не возьмёшь, самое время прибыть к союзникам и макнуть их в их же непотребство и несоблюдение союзных отношений.

Посмотрим, на что готова пойти Австрия, чтобы только Россия оставалась её союзницей.

От авторов:

Наш современник попадает в Темные века. Сможет ли он воспользоваться знаниями и умениями, что даны ему жизнью в двадцать первом веке? Шанс есть, и немалый. https://author.today/work/246798

Глава 9

Переговоры без оружия, что музыка без инструментов.

Фридрих II Прусский

Вена.

1 июля 1736 года

— Ваше Императорское Величество, я безмерно рад видеть вас в