Фантастика 2025-24 - Владимир Мухин

Когда мы въехали в город и, пользуясь подсказками вездесущих мальчишек, добрались до лавки барышника, по-детски обрадовалась подаренным лошадям. Порадовалась и покупке сбруи, более-менее нормального оружия, одежды, обуви и всего того, что могло потребоваться в дороге. А к визиту в храм Пресветлой отнеслась так спокойно, как будто знала, что так и будет.

Всю дорогу до места ночевки, как обычно, выбранного с помощью дронов, вертела в руках то подаренное оружие, то кинжал меньшицы, то родовое кольцо, после ужина от души потренировалась, сходила вместе с девочками ополоснуться, затем улеглась на наше ложе рядом с Найтой и спокойно заснула.

Я провалился в сон так же быстро — как только положил голову на сверток с чистым бельем и закрыл глаза. И, кажется, всего через мгновение дернулся от голоса Амси в личном канале:

— Нейл, просыпайся, Дайне плохо!

Я торопливо потряс головой, приподнялся на локте и, сменив режим наблюдения, увидел, что инеевая кобылица лежит на спине, широко открыв глаза, невидящим взглядом смотрит в ночное небо и еле слышно шмыгает носом.

— Приснился плохой сон? — шепотом спросил я, прекрасно зная, что Лорак, охраняющий лагерь, меня слышит.

— Да.

— Хочешь, прогуляемся вдоль речки, послушаем, как журчит вода на перекатах, и немного отвлечемся?

— Хочу…

Я осторожно выскользнул из объятий Стеши и Найты, накрыл девушек плащом и встал. Потом подал руку Дайне и повел ее вниз по склону, стараясь двигаться как можно бесшумнее, чтобы никого не разбудить. Когда мы добрались до реки, отошли шагов на триста вниз по течению и уселись на сухое бревнышко у самой воды, я приобнял новоявленную меньшицу за плечи и притянул к себе. А она, прижавшись к моему боку, зябко поежилась и виновато вздохнула:

— Прости, я опять не дала тебе выспаться!

— Мелочи! Лучше расскажи, что тебе такого приснилось.

— Выстрел из арбалета… — снова поежилась она. — Хруст, с которым болт пробил мою спину. И жало наконечника, торчащее из груди…

Я сглотнул подступивший к горлу комок, закрыл глаза и вспомнил, как это было:

…Майра, Тина, Алька и Лана приехали в лавку мэтра Колина незадолго до заката и сразу же поднялись в кафе. Несмотря на поздний час, в нем было полно народу — за каждым столиком сидело человек по пять, а за некоторыми и по семь-восемь. Поздоровавшись со всеми собравшимися, девочки устроились за нашим столом, заказали себе кувшин ягодного взвара и десяток пирожных. И заболтались с Кариной ар Весс.

Женщина была страшно довольной только что состоявшейся примеркой, поэтому лучилась счастьем и расхваливала талант портного. Мои красавицы ей поддакивали и вставляли какие-то замечания. А когда им принесли заказ, пригласили Карину к себе за стол. Ар Весс обрадовалась, перебралась к ним, потянулась за пирожным и… заорала, увидев, как из правой груди Тины с хрустом вылезает окровавленное стальное жало…

— Такой твоей «смерти» я не хотел… — глухо сказал я, плеснув в женщину чувством вины.

— Стеша была права — слухи о том, что я двигаю тебя вверх, согревая постель Зейну, стали распространять слишком многие. И потом, ты ведь помнишь, что я сама хотела умереть, чтобы отбросить ненавистное прошлое и начать жить в новом теле?

— Помню, конечно. Но «умереть» можно было по-разному.

Дайна грустно улыбнулась и ободряюще накрыла ладошкой мое бедро:

— Не рви себе душу — этот способ предложила я и ничуть не жалею: стрелял Сардж, из своего арбалета и попал именно туда, куда собирался; моя «смерть» создала ту самую возможность, которая требовалась роду; я, наконец, стала молодой и красивой…

— Тина, я…

— Теперь я Дайна! Привыкай! — мягко, но очень настойчиво попросила она.

— Дайна, я тебя любил и с тем лицом!

— Ты хотел сказать «со старым»?

— Да… — выдохнул я, так как знал, что она слушает мои эмоции так же внимательно, как я слушаю ее.

— А теперь лицо МОЛОДОЕ! И я у вас получилась намного красивее, чем была раньше, правда?

— Правда! — кивнул я. — Как выразилась Стеша, «это самые красивые ожившие грезы во всей семье». Только у меня все равно сердце не на месте.

— Я помню, с каким выражением лица ты ворвался в спальню! — плеснув в меня любовью и горечью, вздохнула она. — Бледный, как полотно, с болью в душе и во взгляде, и жаждущий кого-нибудь убить!

Кого-нибудь? Я жаждал убить, прежде всего, себя. За то, что поддался уговорам Тины и согласился на это безумие. Ибо в то время, когда ее везли домой из лавки Колина, я танцевал на балу во дворце Беорда, держал лицо, общаясь с Магнусом и его супругами, и улыбался шуткам Найты и Стеши. Когда моя советница «умирала» на руках у ревущих девочек, я спокойно ехал в посольство. А на второй день смотрел похороны одним глазом, ибо сидел за праздничным столом в Ламме и говорил здравницы ар Койрену и его кобылицам…

— Вспоминаешь похороны? — прочитав мои эмоции в меру своих возможностей, спросила «Дайна».

Я утвердительно кивнул:

— Ага. А еще бал во дворце Колверов и торжественный вечер в Ламме.

— Зря. Лучше бы вспомнил, как успокаивал меня чуть ли не каждую ночь перед днем смерти; как вы с Найтой, прилетев из посольства сразу после возвращения с бала, помогали Вэйльке меня лечить; как изменяли пять с лишним страж и вымотались до предела; как заново учили смотреть, ходить, драться…

— Ну, так не посторонняя же!

— А похороны получились роскошными! — ни с того ни с сего вдруг заявила она. — Девочки были такими строгими и мрачными, что у меня разрывалось сердце…

Сердце рвалось в клочья не только у нее, но и у меня. Особенно тогда, когда я смотрел на лицо Ланы, единственной из моих женщин, которая не знала, что Тина жива, а хоронят муляж, изготовленный на базе ноль-два, поэтому плакала по-настоящему. Почему ей не сказали ни слова? Да потому, что сыграть горе так же достоверно, как все остальные, она бы не смогла, а ее отсутствие на похоронах наверняка вызвало бы не самые приятные вопросы…

— Да уж, отыграли они на славу. Никакой труппе не снилось… — мрачно буркнул я.

— Зато ты можешь гордиться — ни на одних похоронах не