Я.Жизнь - Нина Опалько

– Привыкла, – зябко поводит плечами Тея, – главное, что мне стало лучше. Первые недели так кошмарило – ты не представляешь.

– Страшно, наверное?

– Страшно, – не лукавит, говорит, как есть, – особенно оттого, что никто ничего не понимает. Мне даже не говорят, сколько еще здесь сидеть.

– Это я тебе могу сказать.

– Серьезно?

В ее глазах теплится надежда.

– Да, серьезно. Я знаю, что Кристина связывалась с Лайком. Тот обещал найти недостающую сумму на твоего бионика.

– Откуда ты узнал?

Лукавая улыбка вновь искривляет краешки его губ:

– У меня много сговорчивых ушей.

– Сговорчивые уши? – смеется Тея, – Смотри, не ходи в логово филологов, они тебя растерзают.

Тут повисает пауза, за которую до нее доходит смысл его слов:

– Так они меня не выпустят, пока не привезут бионика?

– Увы, да.

В ее взгляде мелькает что-то странное: острое, раздраженное, холодное. Но лишь на мгновение. Необычное выражение тут же сменяется привычной оптимистичной мордашкой:

– Ну что ж. Не так я себе представляла апгрейд до бионического тела, но уж лучше так, чем никак. А по срокам ты что-нибудь знаешь?

– Насколько я понял, зависит от Лайка.

Та фраза, которую Тее меньше всего хочется слышать. Вот уж кому бы она не доверила свою судьбу.

Мишка будто читает ее мысли:

– Кристина ему верит. Она мне сама сказала, что он любит ее до умопомрачения, и сделает все, чтобы поскорее достать нужную сумму.

– Этого «все» я и боюсь, – качает она головой и вдруг спохватывается, – Погоди, Кристина тебе сказала? Так вот кто твои сговорчивые уши!

Мишка едва справляется с импульсом стукнуть себя по лбу. Надо же было так проколоться! Он не хотел, чтобы она знала, что он разговаривал о ней с ее сестрой, выспрашивал, переживал.

Но теперь она знает. Он читает это в ее глазах, в которых теперь плещется осознание и понимание. Осуждает? Смеется? Но нет, теплая улыбка озаряет ее лицо.

– Я по тебе скучала.

Столь простое, столь искреннее признание. Но, черт его дери, которое опять можно трактовать двояко. Дружбу между мужчинами и женщинами надо запретить на законодательном уровне. Или ввести уже в русский и международный языки специальные слова для дружеского аналога чувств вроде «скучаю» или «люблю». Неужели за тысячелетия путаницы так никто и не додумался до этого? Эй, разве во френдзоне не сидел ни один лингвист? Мог бы хоть заняться чем-нибудь полезным, составить словарик.

Все эти мысли проносятся в его разуме за пару секунд, вся его растерянность и злость остаются невысказанными. А вслух он говорит:

– Я тоже по тебе скучал.

И от этих слов тепло разливается по его душе, успокаивает, убаюкивает. Он и правда страшно скучал по ней. Стоило им закрыть Тею в изоляторе, как он сразу осознал, что потерял. Два года работал с ней бок о бок, вынашивал какие-то неосознанные, несформулированные чувства, воспринимал ее, как должное. Это как с пресловутым голубым небом: пока оно у тебя над головой, скользишь по нему безразличным взглядом. А переезжаешь на Титан в эту оранжевую муть – и с тоской вспоминаешь каждый оттенок невероятной лазури, которая, оказывается, так радовала глаз на Земле.

Вот и эта занудная, упертая до невообразимости мелкая зараза. Бухтела, докапывалась, вгрызалась в свои булки, не хотела слушать никаких аргументов против Лигеи, бесила его иногда до дрожи в каждом мускуле. И ты посмотри, жизни без нее никакой. Сидит пичужка в клетке, а у него сердце кровью обливается.

В их взглядах сейчас столько невысказанного смысла, столько притяжения. Еще чуть-чуть – и от напряжения треснет переборка, взорвется и осыплется на пол осколками. Вместо этого она внезапно темнеет. По всем отсекам отключается свет. «Запуск Солнета» – отрешенно думает Мишка, он и проморгал со всеми этими амурными переживаниями. «Сейчас включится» – успокаивает он себя.

Вместо этого запускается аварийное освещение. Работает запасной генератор.

– Миша? – зовет испуганный голос из-за переборки, – Что происходит?

– Перезапуск генератора.

– Он же всего на секунду?

– Кажется, что-то пошло не так. Ты погоди, я схожу, узнаю.

– Нет! – резкий выкрик, в голосе – неприкрытая истерика.

Мишка молчит, ошарашенный.

– Прости, – произносит Тея уже спокойнее, – понимаю, сейчас не лучшее время это говорить, но я…

«Что «я»? Не томи, бестия!»

– … я боюсь темноты.

– У тебя там нет света?

– Нет, хоть глаз коли.

– Ладно, успокойся, я тут, в одном шаге.

– Поговоришь со мной?

– А чем я, по-твоему, занимаюсь? – усмехается Мишка.

Тея краснеет в темноте. Да, сморозила глупость.

Ее напарник опускается на пол возле переборки, пытается связаться с кем-нибудь с базы, но в эфире полная тишина – внутренняя сеть обвалилась вместе с генератором. Вот на кой ляд они хранят в Центральном набор древних раций.

– Ты только не молчи, – слышится приглушенный испуганный голос.

– Не молчу. Пытался с нашими связаться.

– У тебя тоже модуль связи не работает?

– Нет. Ничего, наверное, просто сбой. Скоро включат.

– Знаешь, что? Лучше сбегай до пропускного, спроси, что происходит.

– А ты?

– Потерплю. Я же взрослая девочка, обойдусь без плюшевого мишки.

Он смеется в ответ, а потом серьезно добавляет:

– Ладно, я мигом. Одна нога там…

– Иди уже, пока я не передумала!

Он подчиняется и отправляется к пропускному. Сначала – быстрым шагом, потом переходит на бег. Уж кто-кто, а он знает, какого это – жить с фобией. Не стоит оставлять ее одну надолго.

На пропускном пусто.

– Да твою ж мать! – громко сообщает Мишка в пространство, и ругательство эхом расходится по коридорам.

Он мечется по ближайшим блокам, но рядом никого нет. Прикидывает время бегом до жилых отсеков – минут семь туда, еще столько же обратно. И неизвестно, сколько там. Нет, на такой срок Тею оставлять нельзя.

Мишка возвращается назад, зовет ее. Тишина. Сердце сбивается с ритма.

– Тея? Тея, ты там? – спрашивает он еще раз и прижимается к переборке ухом.

Ему кажется, что он слышит отдаленные всхлипы. Или поскуливания?

– Тея, я вернулся!

Тишина.

– Ну же, отзовись! Что там с тобой?

Он опять припадает к переборке, напрягает слух до максимума. Опять тот же отдаленный поскуливающий набор.

Что делать? А если у нее истерика? Вдруг она задыхается? Может, шок? Обморок? Да что угодно может случиться, если бросить человека наедине с его страхом. И надо было ее послушаться и уйти! Идиот!

Его взгляд падает на электронный замок, который слабо подсвечивается в неверном свете аварийных ламп. Может?

Нет, это безответственно. Он уже рискнул ее безопасностью и предложил принести чертов ящик в жилой модуль. И теперь из-за него