Игра одиннадцати - Амалия Лик

Часы укажут тебе путь к Старту.

Не забывай голосовать, это увеличит твои шансы на победу.

Но самое главное, найди домик с цветными стеклами и попади внутрь.

Ева перелистнула страницу. Перед ней возникло множество хаотично разбросанных слов, и каждому предназначалась отдельная кнопка на экране:

Цель свой путь жизни за что-либо имеют своих на свете. должен Умереть вещь средства. сбываться. по нему Жить – иди Никогда мечтать из толпы. для чего-либо вещь не поздно – самая Цель чтобы простая до конца. на свете. Бойся вина – есть смерть. оправдывает – самая желаний Человек трудная они свойство Выбрал видеть всякой смысл уйти жизни.

«И что мне с этим делать? Ни черта не понимаю в ребусах».

Ева гневно поджала губы и попробовала нажимать на кнопки, но ничего не происходило.

Она посмотрела на небо без облаков, чистое, светлое. Оно пряталось от нее за сухими ветками, но даже кусочки этой голубизны вселяли надежду. Ева натянуто улыбнулась, вспомнив про зрителей, расправила плечи и послала в небо воздушный поцелуй. Надев часы, нажала кнопку «старт», и перед ней молниеносно вспыхнула виртуальная тропа… и тут же погасла, словно сломались приборы, которые создавали проекцию.

Ева нажимала на часы, но больше дорожка не появлялась.

– Что-то сломалось! – крикнула Ева. – Я не вижу тропу.

Никто не ответил, а экран часов показывал только 9:12 утра. Время двигалось вперед, без остановки, без изменений, всегда и в любой точке мира. Значит, и Ева должна двигаться и быть собой, как время, в любой точке континента.

Она не привыкла сидеть и ждать помощи. Никто не поможет – это она усвоила с самого детства.

«Что у меня есть? Ничего, как всегда. Справлюсь», – усмехнулась она сама себе и пошла вперед по тому следу, что успела запомнить.

Когда Ева обошла канавку и побрела по наитию, не зная, куда двигаться дальше, по телу прошел слабый разряд тока. Она вначале опешила, подумав, что куда-то наступила или вновь оказалась в ловушке. Оглянулась по сторонам: вокруг были только корявые безжизненные стволы. Тогда Ева поняла, что ток шел от часов. Когда она остановилась, разряды тоже затихли. Возможно, это было предупреждение. Ева сделала еще шаг, и вновь по руке прошел слабый импульс. Развернулась, сделала несколько шагов – и вновь еле ощутимые удары. Ева выбрала следующее направление, и разряда не последовало.

«Вот, значит, как часы указывают путь», – хмыкнула Ева, выискивая аппаратуру для проекций. Если она найдет приборы, то будет следовать по ним. И она находила, но далеко не все. Проекторы были такими мизерными, а мест, где их можно спрятать, оказалось слишком много. Зато стоило Еве отклониться от неизвестного ей маршрута, удары тока настигали ее. И с каждым неверным поворотом разряды становились сильнее и сильнее. Через какое-то время Ева вздрагивала от боли, пронзавшей все ее тело. Мощные удары сгибали ее пополам, заставляя хватать ртом воздух. Но она сжимала зубы и двигалась вперед, выискивая нужный маршрут.

После очередного удара, от которого Ева рухнула на землю в конвульсиях, она стянула часы с запястья. Они тут же вырубились.

«Вот черт! Черт, черт, черт. Уродские острова, мать их! Не могу больше», – злилась Ева, сжимая и разжимая пальцы, запирая в себе крик боли и отчаянья. Она знала, что нужно терпеть, как и всегда. Что нельзя выйти из игры, которая еще даже не началась.

«Что же тогда будет дальше?»

Ей хотелось вопить до хрипоты и бежать отсюда со всех ног. Но вместо этого она закрыла глаза и стала убеждать себя, что должна забыть о боли и сражаться до последнего. Ради него или, скорее, ради себя. Почему в этот раз у нее не получалось наслаждаться болью, как она умела на ринге? Потому что она не могла ответить, дать сдачу? Или потому что она ни на что не способна и эта игра оказалась ей не по зубам, ведь внутри она сдалась, как только открыла глаза в этом лесу?

«Ни за что! Этого не будет!» – разозлилась на себя Ева и вернула часы на запястье. Она умела бесить себя, да так, что начинала неистово доказывать что-либо себе и другим. Ева встала и осмотрелась. Каждый шаг мог принести дикую, неописуемую боль. Но остановиться – значит проиграть. Этого она позволить себе не могла.

Ева осторожно двинулась к сваленному дереву, тяжело дыша, но при этом натягивая на лицо улыбку. Обогнула его и замерла. Впереди была странная неглубокая канава. Она приглядела к деревьям, окружавшим склон, но проекторов с ее места не было видно. Ева сглотнула и повернулась влево. Сделала шаг, и ее скрючило от нового разряда. Внутри все сжалось, тело окаменело, воздуха не хватало.

– Дьявол, дьявол, дьявол! – завопила она, выплескивая эмоции.

Ева прошлась языком по сухим губам и попыталась сглотнуть. Ей нужно было отключиться от боли, не дать страху преградить ей путь.

– Это навигатор, и он ведет меня к цели, – сквозь сжатые зубы прошептала Ева. – К домику с цветными стеклами. К Марку. Это я виновата, что он пропал. И я должна его найти.

Она задержала воздух в легких, выдохнула, повернулась вправо от странной канавы и сделала шаг. Еще один и еще. Вскоре за несколькими неровными рядами стволов Ева увидела прогалину, а за ней мелькало что-то зеленое. Это казалось манящей ловушкой. Но Ева не почувствовала новых разрядов. Она засмеялась.

Чем ближе Ева подходила, тем отчетливее видела живые деревья – сосны, березы, дубы. Она была на частной территории островитян. Все действующие леса были поделены между жителями Островов. Вырубка органических деревьев была запрещена, их осталось и так немного на Континенте. Кроме того, за каждое живое дерево с каждого жителя поверхности взимался налог на кислород. Поэтому островитяне пытались расширить свои угодья, гордились ими, хвастались. Чем больше территория леса, тем богаче островитянин. Но с годами сохранять деревья становилось все сложнее, ведь никто не понимал, что нужно делать. Молодые отростки не приживались, а многолетние деревья погибали то от многомесячных дождей, накрывавших Континент, то от пожаров, которые начинались в месяцы засухи. Желающих следить за угодьями на поверхности становилось все меньше, и десять лет назад их совершенно не стало.

Мало того что горожанин должен был жить вдали от цивилизации, не имея ни сети, ни удобств. Так ему еще приходилось отвечать за каждое дерево не только деньгами, но и жизнью. Поэтому последние десять лет леса были заброшены людьми, а островитяне только разводили руками, жаловались на горожан