Кондотьер - Валерий Листратов

— В Академии не принято нападать друг на друга без объявления, — говорит Кошкин. Он обращает внимание на мое напряженное внимание. Я словно заряжаюсь состоянием от этого места. — Это просто неприлично.

Я слегка расслабляюсь, но полностью отпускать ситуацию не хочу.

Мы подходим к корпусу — к тому самому с исчезающим этажом.

Поднимаемся на второй этаж.

— Борис Васильевич! — встречает нас секретарша. Тут же узнает моего наставника. — Геннадий Егорович не может принять вас. Его нет на месте.

— Нет, Геннадий Егорович меня обязан принять. — Спокойно возражает Кошкин. — Вне зависимости от его желания и возможностей, Алла Петровна. И да, здравствуйте.

Я тоже здороваюсь с сухопарой женщиной лет за шестьдесят. Та просто не обращает на меня внимания. А вот в фоне, с удивлением чувствую, что она боится. Причем и Кошкина, и своего ректора. Он, кстати, тоже в соседней комнате — чувствую-то я сигнатуры замечательно. Вся Академия для псионика совершенно прозрачна.

Что там происходило при последней встрече двух магов я не знаю, но кажется, условностями арены они себя не утруждали.

— Он не может отказать, — повторяет Кошкин. — Алла Петровна, посмотрите в документы, мое прошение было было подано в установленные сроки, зафиксировано императорскими служащими, ректор не может меня не принять. Или, хотя бы ректорат обязан предоставить документальное заключение. Сроки сегодня истекают. У вас нет вариантов, иначе я буду вынужден обратиться в императорскую службу контроля при Министерстве всеобщего образования.

Алла Петровна морщится, словно съедает лимон за минуту.

— Ждите, — бросает, и тут же ныряет в дверь к ректору

Из-за двери не слышно ни звука.

— Они вас не ожидали, Борис Васильевич?

— Ожидали, ожидали Максим. Просто они заинтересованы в том, чтобы я спор не выиграл, поэтому тянут до последнего. Но у меня в запасе еще очень много времени. Нам с вами повезло, поэтому тянуть они больше они не могут, иначе спор будет выигран нами автоматически. Клятва произносилась при свидетелях. В общем, им невыгодно и мелочиться. Думаю эта ситуация — перегиб на местах, не более того.

— Хорошо, — спокойно устраиваюсь на стуле.

— Сомневаюсь, что ректор пойдет на хоть какие-то нарушения. — слегка усмехается наставник. — Максим, даже не переживайте, на вас это никак не должно отразиться. Ваше участие в этом перфомансе заканчивается, как только вы становитесь студентом этого богами забытого заведения.

— Проходите! — недовольно выныривает из двери Алла Петровна. — Ректор вас ожидает.

Иду вслед за наставником.

В кабинете нас встречает неприятного вида худощавый дядька. Возраст его примерно такой же как и у Кошкина. Для ректора такого заведения крайне небольшой. Дядька сидит за массивным тяжёлым столом, но при нашем появлении поднимается. Улыбается криво, почти насмешливо:

— Борис, ты всё-таки решил вернуться? Нашёл в себе силы?

— Если на совести ничего не лежит, — спокойно парирует Кошкин, — почему бы и не вернуться? Привет тебе, Гена.

— Значит, смог выполнить условия своего… гейса? — снова кривится ректор.

Глава 15

— Смог, смог, — кивает Кошкин. Добавляет. — Гена…

Проходим в кабинет, и за нами закрывается дверь.

Ректор садится сам, жестом приглашая присесть на стулья напротив. Сцепляет руки под подбородком, словно бы отгораживаясь, и внимательно смотрит на наставника.

Мужик откровенно боится Кошкина. Мне это в поле прекрасно видно. Внешне же что один, что второй совершенно спокойны.

Тихо сажусь в кресло рядом. Интересно.

Мой же наставник состояние ректора точно понимает, и учителя это откровенно забавляет. Думаю, что тут играет прошлое. Словно бы эти двое заканчивают давным давно начатый разговор. И, судя по реакции окружающих, начало разговора не было мирным.

Ректор на самом деле боится, но в то же время, с ноткой обреченности. То есть несмотря на последствия, будет стоять на своем.

Наставник прекрасно чувствует страх ректора. Но так… отстраненно. Потому что сам предмет разговора ему на самом деле безразличен. Разве что, кроме момента, когда Геннадий говорит об исполнении гейса. Тут внимание Кошкина к разговору резко возрастает.

Мысли Кошкина окрашены легким беспокойством за Рыжую. И их личными взаимоотношениями. Вопрос Академии для него вторичен. Это заметно.

— Ты, поди, еще и восстановиться хочешь? — хмурится ректор.

— Да, хочу, — спокойно соглашается Кошкин. Демонстративно оглядывается. — И ведь никого рядом, Гена. Представляешь? Ни жандармов, ни подготовленных свидетелей. Впрочем, на самом деле, опустим это. Дело прошлое, и не нужное.

— Хм. Это угроза? — внутренне беспокоится ректор.

— Где? — слегка удивляется Кошкин. Потирает переносицу. — Нет, конечно. Так, неправильно мы как-то начали. Давай снова…

— Но место ректора теперь не вакантно, ты же понимаешь? — настаивает Геннадий.

— Ген, ты меня, наверное, неправильно понял. Мне место ректора даже в страшном сне больше не нужно. На мне сейчас Род повиснет, и вообще не до карьеры будет. А вот место преподавателя — заберу.

— Совсем не нужно? — снова уточняет Гена.

В фоне прекрасно видно, как в приемной, отчаянно трусящая секретарша создает какую-то непонятную суету. За пару минут, вряд ли больше, там образуется группа из трех человек. Один очень сильно удивленный, это скорее всего девушка, и двое обычных магов. Вот от этих ощущения несколько иные. Они скорее ожидающие такие, словно ребята готовы к неприятностям. Видимо, это что-то вроде группы поддержки.

— Совсем-совсем. Пять лет назад я был молодой и глупый. Сейчас я все еще молодой, но уже немного умнее, — слегка усмехается Кошкин. — И становление ректором этого заведения меня больше не привлекает.

— Почему? Позволь поинтересоваться, — тоже с легкой дозой яда спрашивает Геннадий.

Учитель слегка, но как-то грустно, улыбается.

— Ген, ты когда последний раз в бою был?

Ректор слегка морщится.

— Причем здесь это, Борь?

— Тогда ещё один вопрос: а когда ты в последний раз занимался магией для удовольствия? Потому что хотелось. Потому что придумал что-то новое, а? — снова уточняет Кошкин.

Геннадий Егорович жует губами.

— Да времени не хватает… — внезапно оправдывается.

— Вот, и я про это. Сейчас говоришь — времени не хватает. Потом — жизнь прошла. Ген, я на место ректора не пойду даже если будешь настаивать. А уж бороться за него — тем более из разряда невозможного. — Оборачивается ко мне. — У меня есть ученик. Познакомься — Максим. Сдал экзамен, твоим, между прочим, преподавателям.