Я – борец! 2 Назад в СССР - Макс Гудвин

долго придётся воспитывать. — Задача номер один: поменять лампочку в аквариуме и напильником отчистить камень, который воздух расщепляет, чтоб хорошо расщеплял. Задача номер два: к вечеру тихонько распихать по всем комнатам, которые шантажировали, записку с текстом: «Никаких денег не надо, это всё была шутка». Это понятно?

— Понятно… — прошептали они хором.

— Рад, что вы такие понятливые! На сегодня пока всё. Не сделаете — получите по шее!

Спускаясь вниз, я зашёл к Армену предупредить, что его квест выполнен и больше его беспокоить не будут. Он тряс мою руку своими пухленькими ладонями, и я вдруг заметил, что моё предплечье стало заметно шире, чем в тот день, когда я впервые увидел себя в зеркале туалета поезда Тамбов-Колодезная. Прогресс есть, но слишком медленный!

Тренируюсь от силы три раза в два дня, ем как попало, сплю через раз. Надо налаживать режим. Благо, надеюсь, со всеми этими псевдобандитскими делами расквитался — не надо больше накрывать всяких проходимцев с КГБистами. Одни плюсы!

Итак, планы: Купить нормальной еды; Заскочить в техникум — завтра ведь экзамен; Забежать в «Спорттовары» — нужен новый костюм взамен порванного; Больница — перевязка и обработка шва; Дворец спорта — посмотреть, не только ли боксёры там правят бал.

Первым делом — перевязка. Неспешно зашагал по направлению к поликлинике, утопая в тепле летнего утра. Глядя на Ворон, я начал потихоньку привыкать к этому неспешному городу…

Городская клиническая больница встретила меня стенами из жёлтого кирпича и бетонными ступенями парадного входа. Над дверями — вывеска «Вороновская городская больница №33», и адрес ул. Космонавтов, 18 в самом центре города. «Однако где тут перевязочная?» — осмотрел я массивное строение и вошёл внутрь, и спросил об этом первого встречного спешащего куда-то санитара. Оказалось, что тут действительно чёрт ногу сломит — тут и детская больница, и стационар, и роддом, и приёмное отделение, и отдельное здание для рентгена, а также для скорой помощи, морга, и медсанчасти №1.

Перевязочная находилась в крыле травмпункта главного здания крестообразной формы, а рядом, у урны, стояла кучка курящих перемотанных бинтами людей, словно их тут поставили в качестве рекламного баннера, чтоб точно не ошибился никто. Не справляетесь, судари. Я бы не нашёл, если бы не спросил.

И, поднявшись на трёхступенчатый порог, я толкнул тяжёлую дверь, и меня сразу накрыло запахом хлорки, йодоформа и чего-то затхлого. А в коридоре, выложенном коричневым линолеумом, сидело человек пятнадцать — бабушки в платочках, мужчины с перевязанными руками, мать с ребёнком. Все устало пялились в стену, где висел плакат: «Курение — яд!» под портретом строгого молодого врача, указывающего на сигарету в виде чёрной змеи с капающим ядом с клыков.

— Товарищи, кто крайний на перевязку? — спросил я, и мужик, сидящий справа, небрежно махнул рукой в бинте.

И я пристроился на скамейку рядом с этим мужиком, который, судя по зеленоватому лицу и запахам, исходящим от него (нифига не «Шанель №5»), явно перебрал накануне.

— Ты чего, тоже порезался? — хрипло поинтересовался сосед, кивая на мою грудь.

— Да так, немного, — буркнул я, не вдаваясь в детали.

Из перевязочной то и дело доносилось шипение, а в конце даже вскрикнули: «Ай, мама!» — видимо, кому-то обрабатывали рану и попали на открытую ссадину спиртом.

Очередь шла неспешно и медитативно, я даже постарался поспать, но постоянно выходящие люди хлопали дверью, а входящие спрашивали, кто тут крайний или последний. Но наконец я приблизился к двери с одноимённым названием «перевязочная», и когда из неё вышел пахнущий работяга, встал и вошёл в дверь.

Попав в маленькое помещение, заставленное шкафами с лекарствами. Посередине — кушетка, застеленная клеёнкой с потёртыми краями. Медсестра, женщина лет пятидесяти с усталыми глазами, смотрела на меня как на её невольного мучителя.

— Здравствуйте, я на перевязку.

— На перевязку чего? — спросила она, осматривая меня с головы до ног.

— Вчера шов наложили на груди, сказали каждый день этим заниматься, — пояснил я.

Она жестом велела мне расстегнуть рубашку.

— О-о, шовчик красивый, — процедила она, разматывая протёкший кровью бинт. — Ну-ка, дыши глубже… Болит?

— Терпимо.

Она взяла пинцет и аккуратно промокнула мой шов перекисью, стараясь при этом не заливать внутрь — холодная жидкость зашипела, побелела пена. Потом ловко наложила новую марлевую подушечку и туго забинтовала, прижимая локтем моё плечо, чтобы лучше зафиксировать.

— Не мочить. Не дёргаться, а то разойдётся, — дежурно сообщила она мне.

Я кивнул, застёгивая рубашку. А выходя на улицу, прикрыл глаза от солнца. Где-то вдалеке гудел большой трансформатор, а из открытого окна перевязочной звучало властное: «Следующий!»

«Теперь — в „Спорттовары“, — подумал я, прикасаясь к бинту под тканью. — Посмотрим, что там есть для меня.»

За спиной хлопнула дверь больницы — кто-то новый вошёл в его очередь страданий. А я потопал направо по ул. Космонавтов, свернув опять же направо на ул. Духовскую и там, дойдя по ул. Победы, 3.

Искомый мной магазин находился на первом этаже длинной белокирпичной пятиэтажки, с окнами, лишёнными нормальных балконов, но зато с небольшими французскими балкончиками, которые годились лишь для горшков с цветами, да и то, собственно, именно они и зеленели под этими окнами, выделенными красным кирпичом из общего облика белого здания. Огромные двойные стёкла витрин с насыпанным мрамором между ними, такая же стеклянная дверь и большие белые буквы с синей окантовкой на козырьке: «СПОРТТОВАРЫ». Я толкнул стеклянную дверь с железной рукоятью в виде изогнутой пластины и попал в светлое помещение с запахами резины, кожи и какой-то химии.

Тут было ярко и красочно. На остеклённых стеллажах лежали аккуратные стопки серых треников, синих спортивных брюк и маек с надписями «Динамо». За стеклянной витриной красовались кроссовки — несколько пар «Школьных» за 12 рублей и пара кожаных «Прогресс» за 28.

— «Адидасов» нет? — спросил я у продавщицы, ещё одной недовольной женщины в моём списке созерцания торговой сферы.

— Ты что, с Луны упал? — фыркнула та. — Раз в полгода привозят. Вот «Москва» — хорошие, 35 рублей, почти как заграничные!

Она достала коробку с бело-синими кроссовками — толстая подошва, три полоски. Я прикинул: 35 рублей — почти стипендия, но тренироваться надо в хорошем. По любому про «Адидас» она что-то недоговаривает.

— Давайте померю. А костюм под них есть?

Она повела рукой, молчаливо и красноречиво, — ты слепой, парень, что ли? И правда, что я слепой?

Костюмы висели