Император Пограничья 10 - Евгений И. Астахов

— Вы серьёзно?

— Абсолютно, — улыбнулся Стемянников. — Я удивился не меньше вашего. Уточнил. Всё именно так.

— В таком случае, когда проведём размещение?

— Можем хоть сейчас, — Стремянников допил морс. — У меня забронирован конференц-зал в местном филиале банка. Видеосвязь настроена, все участники предупреждены. Ждут только вашего согласия.

Я отложил приборы:

— Не будем затягивать. Поехали.

* * *

Конференц-зал встретил нас сдержанной роскошью. Не хай-тек, но с другой стороны качественно и уютно. Дубовая обшивка стен, кожаные кресла, большой экран для видеоконференций.

На экране уже мерцали окна подключившихся участников. Знакомые лица прежних инвесторов смотрели с разной степенью заинтересованности. Князь Оболенский восседал в своём кабинете, за спиной виднелся герб Сергиева Посада. Граф Горчаков, судя по обстановке, подключился из библиотеки. Дядя Аркадий улыбался сидя в беседке в саду, Добромыслов хмурился, сидя в какой-то конторе, а Белозёров выглядел несколько потрёпанным.

Загорелись новые окна, и я увидел тех, о ком говорил Стремянников.

Князь Дмитрий Голицын смотрел с экрана властным взглядом. Правитель Московского бастиона неожиданно сам связался с финансистом. Сказал, что хочет поддержать перспективный проект в стратегически важном регионе.

Причем, с ходу потребовал сорок процентов облигаций. Голицин привык властвовать, и не удивлюсь, если он через финансирование захочет распостранить на Угрюм свой контроль.

Вторым был Семён Мерзляков — круглолицый старик с хитрыми глазками и благодушной улыбкой. Но я не обманывался — за маской добродушного купца скрывался один из умнейших дельцов Москвы.

Мерзляковым принадлежал крупнейший торговый дом, куда мы уже успели привести партию Реликтов. Можно сказать, что они лично убедились в платежеспособности Угрюма и решили застолбить себе место на будущие поставки.

Следующая кандидатура вызвала у меня еще больше удивления.

Потап Воротынцев. Глава ратной компании «Перун».

Воротынцев сказал финансисту, что долг чести требует поддержать человека, который заботится о павших воинах. Но я предположил, что он просто лучше других понимал. Если Угрюм пережил Гон, он выдержит что угодно.

И наконец четвертая. Ярослава Засекина — рыжеволосая княжна с холодным огнём в глазах. Даже через видеосвязь в ней чувствовалось напряжение стальной пружины, готовой распрямиться.

И я, не скрывая, был очень рад её видеть.

Стремянников откашлялся:

— Дамы и Господа, благодарю всех за участие. Как вы знаете, цель встречи — обсудить второй выпуск облигаций Марки Угрюм. Параметры следующие: объём — пятьсот тысяч рублей, ставка — пятнадцать процентов годовых, срок погашения — три года.

— Почему ставка ниже? — тут же спросил Горчаков.

Я взял слово:

— Риски снизились, граф. Год назад Угрюм был безвестной деревней в Пограничье. Сегодня — официальная Марка с растущим населением и отлаженной обороной. Мы доказали свою жизнеспособность.

— Пятнадцать процентов всё равно щедро, — заметил Мерзляков, поглаживая подбородок. — Что гарантирует такую доходность? Простите старика, но я привык проверять каждую копейку.

«Осторожничает, — понял я. — Хочет выведать побольше».

— Экономика Марки растёт стремительными темпами, — ответил я, тщательно подбирая слова. — Кроме того, у нас есть доступ к уникальным ресурсам. Мало какая территория может этим похвастаться.

— Любая деревня в Пограничье этим может похвастаться, — грубовато пошутил Воротынцев.

— Вот только они не выпускают облигаций, — вернул я шутку.

Я заметил, как напрягся князь Оболенский при виде Голицына. Два правителя смотрели друг на друга через экраны с плохо скрываемой неприязнью.

— Неожиданно видеть интерес Москвы к провинциальным проектам, — заметил Оболенский. Его тон был подчёркнуто вежливым, что делало укол ещё острее.

— Времена меняются, князь, — парировал Голицын. — Умные деньги ищут новые возможности. А Угрюм явно представляет собой нечто большее, чем просто «провинциальный проект». Иначе бы вы сами не вкладывались с таким энтузиазмом.

Температура в зале словно упала на несколько градусов.

Тут в разговор вступил Воротынцев:

— Княжна Засекина, при всём уважении к вашей доблести, — его голос звучал снисходительно, — Не кажется ли вам, что ваши финансовые возможности… скромноваты для такого крупного проекта? «Северные волки» — это что, три десятка бойцов? У «Перуна» триста только в Москве.

Глаза Ярославы сверкнули яростью:

— Сотник, размер отряда не всегда определяет степень его успешности. Мои волки берут такие контракты, за которые ваши триста «перунов» не рискнут. К тому же — это мои личные средства, не компании!

— Личные? — Воротынцев приподнял бровь. — И много ли накопила молодая княжна без княжества?

— Достаточно! — выпалила Засекина.

«Сейчас сцепятся», — осознал я.

Единства среди будущих инвесторов не было и в помине.

— Уважаемые, — прервал я перепалку. — Выяснить у кого сильнее отряд или город, вы всегда сможете в другом месте. Здесь важно одно, кто и сколько сможет вложить средств.

Воцарилась тишина. Даже князья нахмурились, не ожидая такой резкости от молодого маркграфа.

Князь Голицын нарушил паузу:

— Что ж, давайте к делу. Я готов инвестировать двести тысяч рублей. Это справедливо, учитывая мои возможности и заинтересованность в проекте.

«Вот и ключевой момент, — подумал я. — Сейчас будет взрыв.»

Я встал, чтобы моя фигура была видна всем на экранах:

— Ваша Светлость, ценю вашу щедрость. Но устанавливаю жёсткое правило — максимум двадцать процентов выпуска на одного инвестора. То есть сто тысяч рублей. Без исключений.

Лицо Голицына окаменело:

— Вы ограничиваете мои инвестиции?

— Я обеспечиваю баланс, — твёрдо ответил я. — Угрюм не станет филиалом чьих-либо интересов. Ни Москвы, ни Сергиева Посада, ни кого-либо ещё.

— Это неразумно… — начал князь.

— Это окончательно, — отрезал я. — Господа, позвольте напомнить цель нашего проекта. Угрюм — не просто источник прибыли. Это форпост цивилизации в землях, где другие видят только смерть. Это дом для сотен людей, а скоро и тысяч, которым больше некуда идти.

Мой голос стал жёстче:

— Я ограничиваю ваши доли не из прихоти. Я защищаю независимость Угрюма. Потому что только независимый Угрюм сможет выполнить свою миссию — стать щитом Пограничья и, в конечном счёте, мечом против Бездушных. Двадцать процентов достаточно для хорошей прибыли, но недостаточно для диктата. Кто не согласен — может не участвовать.

Долгое молчание. Князь Голицын первым нарушил тишину:

— Дерзко, маркграф. Очень дерзко. Но… пожалуй, в этом есть смысл. Сто тысяч — пусть будет сто тысяч.

Будто плотину прорвало. Инвесторы заговорили все разом, обсуждая доли, спорили, торговались. Но уже в рамках установленных правил.

— Сто тысяч, — твёрдо заявил князь Голицын, смирившись с ограничением.

— Столько же,