Негасимое пламя - Наталья Романова

– Здравствуйте, – с настороженным любопытством отозвалась женщина. Мужчина хранил молчание. – А вы?..

Яр выбрал самый безопасный ответ.

– Катин однокурсник.

Пробуя на прочность доброжелательность этих людей, он осторожно шагнул ближе к койке. Под белым одеялом угадывался хрупкий девичий силуэт. Яр хорошо его помнил, несмотря на прошедшее время. Помнил и Катину манеру спать, уткнувшись носом в подушку, по-детски подложив ладони под щёку. Он сносно научился не показывать чувств, но вряд ли когда-нибудь сможет вовсе их не испытывать.

– Как она? – спросил Яр, ещё чуть-чуть приблизившись к койке. Катя лежала неподвижно; издалека казалось, что она спит, но теперь стало видно, что её глаза широко распахнуты и бессмысленно смотрят в белый больничный потолок. – Уже есть… диагноз?

– Пока не говорят, – женщина вздохнула. Она, скорее всего, либо лгала, либо сама оставалась в неведении: не может быть, чтобы местные медики до сих пор не определились с диагностикой. – А… молодой человек, прошу прощения… Вы – Андрей?

– Нет. Меня зовут Ярослав.

Его отчего-то уязвил этот её вопрос. У него нет права ревновать или злиться. Даже если бы он всерьёз любил эту девушку, их пути слишком давно разошлись. Просто неприятно оттого, что нынешний Катин кавалер не удосужился навестить её в больние. Следует ли его найти? Рассказать?

– А-а-а, – озадаченно протянула женщина. Имя ничего ей не сказало; стало быть, Катя не говорила родителям об их короткой связи. – С-спасибо, что пришли… проведать… Только Катюша… не говорит, – сухие губы беспомощно дрогнули, будто болезненно ощущали косность слетающих с них слов. – Нам… нам говорят, пока неясно, временно это или… или…

– Понятно, – Яр кивнул, избавляя женщину от необходимости облекать в слова тревоги и боль.

Он заподало сообразил, что ничего не принёс в гостинец. Слишком спешил сюда вырваться в обеденный перерыв – так, чтобы не заметили ни начальники, ни куратор. Остановившись на почтительной дистанции, шагах в пяти от койки, Яр исподволь пригляделся к следам чар. Черноты не было совсем; на груди всё ещё виднелись неряшливо оборванные льдисто-синие нити – навья пила силу неаккуратно, со звериной жадностью бывшего живого, едва пробудившегося к нежизни. Но всё опасное медики, конечно, сняли. Им подобное не впервой. Гораздо хуже то, что на бледных висках нет ни следа от ментальной магии. Значит, чары уже развеялись. Значит, нельзя надеяться, что с их снятием Катя пойдёт на поправку. Яру доводилось прежде видеть подобное – ещё в Ильгоде, во время странствий с Драганом. Грубо наложенное внушение, способное полностью стереть и память, и личность, и саму способность мыслить. Для волхва такие чары, если становятся необратимыми, означают нарушение запрета; свободная же нежить ничем не связана. Что такое приказала Кате навья, не умевшая толком совладать с собственной силой?.. Хотя это уже не имеет никакого значения.

– Попробуйте поговорить, – сказал вдруг Катин отец, внимательно глядя на Яра. – Может, услышит – вспомнит.

Вряд ли. Но у него нет права произносить это вслух.

– Катя, – негромко позвал Яр. Это не сработало бы даже с магом высшей категории, способным слышать зов по имени. Если разорваны прочные связи, установленные в раннем детстве, если уже нет разума, которому принадлежит имя – сколько ни кричи, не дозовёшься. – Слышишь меня? Моргни, если да…

Разумеется, никакой реакции. Лидия Николаевна в точности перечислила бы, какие именно центры мозга повредил мощный ментальный удар; Яр недостаточно хорошо знал для этого биологию. Физически Катя здорова – или почти здорова. Может быть, медики заново научат её как-то жить, но это будет – если будет – совсем другой человек. Новый. Как чистый лист бумаги.

– Вы учились вместе, да? – зачем-то спросила Катина мама. – Дружили?

– Вроде того.

Вроде того. Яр бездумно ответил на несколько лишённых смысла вопросов. Что он может сделать, кроме как привозить сюда ничего не значащие передачи? Что мог сделать в тот злополучный день? Разве что каким-то чудом заметить и выловить навью раньше – до того, как она решила поохотиться среди радующихся жизни конькобежцев. Ерунда всё это патрулирование. Морок, обещающий спокойствие и безопасность. А что бы сработало? Что, кроме сплошного прочёсывания, помогло бы отыскать в многомиллионном городе одно-единственное существо, грозящее опасностью обывателям?.. Яр искал ответ – и не находил. Нельзя из дюжины сломанных лучинок вытянуть целую. Но ведь кто-то когда-то сломал их – может, все разом, а может, исподволь, по одной…

– У вас уже есть диагноз? – вполголоса спросил Яр, поймав в коридоре снующего между палатами санитара и слегка испугав его служебной корочкой.

Перед роднёй медбрат ещё юлил бы, перед сотрудником магконтроля – не стал.

– Необратимое нарушение высшей нервной деятельности, – вздохнул он. – Если вы планировали опрашивать пациентку, то это бесполезно: она ничего не вспомнит.

– Понял, – сухо, насколько сумел, ответил Яр. – У вас уже были подобные случаи?

– С таким редко привозят, – санитар нервно дёрнул плечом. – Лет десять тому назад парень был… Но там не нежить, там накачали его какой-то дрянью. И ещё женщина, попозже уже… Не у нас, в главном корпусе. Там я подробностей не знаю. Вы сходите к главврачу, запросите истории…

Яр и запросил бы, да кто ж ему даст? Для этого стажёру нужно заверенное начальством разрешение, а начальство ни за что не подпишет. Вызнав у санитара, что можно передавать пациентке, Яр нарочито неспешно поплёлся к лестнице. У него оставалось ещё пятнадать минут до того, как придётся врать Щукину про внезапную консультацию у научного