Любовь и ненависть Астрала - Аделина Камински

А еще я задумалась вот над чем. Если Джис действительно мега-популярный танцор, то почему я совсем ничего о нем не знаю? На Землю знаменитые проксимиане с гастролями прилетали часто, да и по телевизору крутили то прямые трансляции с Проксимы, то всякие их фильмы и телешоу. Но я никогда не слышала о звезде по имени Джисамин Тейли. или Джисамин Лексган.

- Оп!

Галограмер шлепнулся на диван возле меня, и я аж вздрогнула от неожиданности. Поскорее скинула вкладку с поисковиком.

- Один чувак с Проксимы. Хотел в мою студию записаться, но я объяснил, что временно недоступен, - пояснил Джис.

- А почему Лексган? - все-таки осмелилась задать я один из огромного множества вопросов.

- Это-о-о... - замялся парень. Бросил взгляд на Эдо, потом на меня, глубоко вздохнул. -Это фамилия моего отца. Я недавно сменил ее на девичью материнскую. Теперь, - он хлопнул в ладоши, - давайте уже горланить.

Судя по всему, больше он не расскажет. Действительно ли семейные проблемы, или же конспируется, как Гурен?

Заказали мы бутерброды и по чашке чая. После «Крошки-планктошки» есть особо не хотелось.

Действовала здесь система абонементов. Платишь за столько-то песен, а сидеть можешь сколько угодно. Мы пока заплатили за три, чтобы каждый на сцене покрасовался, хотя каптейнианин воспринял идею в штыки. Не будет петь и всё тут.

- Ты стесняешься? - спросила я.

- Нет, - мотнул парень головой. - Не в этом дело. Просто не могу.

Наверняка в моем взгляде отразилось то, насколько сильно я расстроилась. Вздохнула, кивнула, медленно отвела от брюнета глаза...

- Ладно, Зоя, - сдался он. - Спою я, спою. Только последний. И перед тем, как уйти.

Я кивнула, соглашаясь с его условиями. И поскорее бы пришло время уходить!

- Ты первый, - ткнула Джиса в плечо.

Он отставил чашку чая, дожевал бутерброд, поднялся и с показным пафосом ловко вскарабкался на сцену, хотя на нее можно было подняться справа по лестнице.

- Айван Чикассо, «Детка, мы в клубе с тобой», - провозгласил разноцветный, схватив со стойки микрофон, и все посетители даже оторвались от своих разговоров, чтобы оценить выступление.

Очередная песня ни о чем, которые так обожал Джис. Настолько ни о чем, что казалось, слова во всех одинаковые, просто местами меняются в произвольном порядке. Зато вокальное однообразие парень с лихвой восполнял танцевальным разнообразием.

Хлопали ему под конец от души, а он раскланялся и зарделся, будто целый спектакль двухчасовой отыграл.

Далее шла моя очередь. Честно говоря, я вообще не могла вспомнить хоть какую-то песню, которую знала бы наизусть, но специально для таких, как я, перед глазами появлялись висевшие в воздухе голограммные строчки.

С песней наугад мне жутко не повезло. Вступительная музыка больше напоминала марш. Скользнула взглядом по первым высветившимся строчкам. Да, марш, так и оказалось. Еще и военный, глизелианский. Откуда он тут взялся? Это же увеселительное заведение.

Ну марш, так марш.

Груз ответственности мы несем на течах...

Я даже интонацию постаралась правильную подобрать, а Джис все равно от хохота чуть под стол не свалился. Эдо сдержанно улыбался, а остальных посетителей наверняка одолел испанский стыд, потому что они на меня не смотрели. А я старалась!

Затем, после моего провала, разноцветный исполнил еще четыре песни и четыре обалденных танца. Аплодисменты говорили сами за себя. Ты можешь улететь с Проксимы, но Проксима из тебя никуда не денется.

Только спустя четыре песни Джиса я дождалась момента, когда Эдо наконец-то вышел на сцену.

- Джеймс Макэвой, «Если», - произнес он, встав напротив стойки с микрофоном.

Я затаила дыхание. Он даже с песней определился. Звуки волшебной инструментальной музыки заполнили помещение.

А когда парень открыл рот и пропел своим не менее волшебным голосом первые строчки, рты открыли почти все.

Каждый мой шаг - боль,

Каждое слово - стон.

Страшно исчезнуть в ноль,

Глаза распахнуть - и сон.

Дышать с тобой в унисон,

Поверь, не дано мне.

Жизнь моя - только фон,

А я одинок в тишине.

Если бы мы с тобой Дышали всегда в унисон,

Если бы я рукой Касался твоих волос...

Задал немой вопрос,

На него получил ответ,

Счастлив бы я стал И вышел из тьмы на свет.

Накрыло меня так, что едва не разревелась. Слезы в уголках глаз промакивала пальцами и впитывала в себя каждый звук, срывавшийся с губ брюнета.

- Ему стоило родиться на Проксиме, - авторитетно заявил Джис, сложив руки в замочек на затылке.

Песня очень красивая...

- Да, Макэвой для того и сбежал к нам с Земли, потому что знал о своем таланте. Здоровский чувак. Жаль, что сам не пел. Только сочинял для других.

- А почему тогда песня под его именем?

- Посмертно. Это все, что я знаю. Но не забивай голову.

Кивнула, улыбнулась. И все-таки как же красиво поет Эдо.

Песня подошла к концу, а посетители разразились бурными аплодисментами. Даже с диванов встали. На щеках барышень поблескивали дорожки слез, а мужчины украдкой шмыгали носами.

Но Эдо овации не волновали в принципе. Музыка закончилась, он сунул руки в карманы, спустился и сел с нами.

- Это было очень круто, чувак, - хлопнул его Джис по плечу.

Я закивала.

А когда аплодисменты зрителей стихли, кто -то один громко и с чувством захлопал в ладоши. И этот кто-то подошел к нам.

Невысокий, бородатый дяденька в черном с переливами пиджаке.

- Браво, - с улыбкой сказал он и только тогда перестал мучить ладоши. - У вас же талант, вы об этом знали, молодой человек?

- Да, - буркнул Эдо под нос, а глаза опустил в пол.

- А вы не хотели бы выступать в одном моем баре? Здесь, неподал...

- Нет.

- Но вы же даже.

- Нет, - повторил парень.

- Я вам заплачу. Я вам много заплачу. Вы же студент «Астрала», верно? Стипендии там никчемные.

У меня нервно задергался левый глаз.

- Я же сказал, что нет, - стоял брюнет на своем.

- Может, все-таки попробуешь? - с надеждой наклонилась я к нему. Он поднял на меня глаза. - У тебя ведь и правда очень хорошо получается. Хочешь стать пилотом - станешь, а так еще и денег подзаработаешь.

- Да отстаньте вы от него, - неожиданно для меня брякнул Джис. Обычно он первый заводила в компании, а сейчас, судя по выражению лица, происходящее ему нравилось не больше, чем самому виновнику.