Активная разведка - Сергей Юрьевич Сезин

Если же это какой-то местный черт, то ждать ему суда Петра не неделю. И это даже славно. Егор поймал фигуру на мушку правого револьвера, левый был наготове. Хоть его в детстве переучили с левой руки на правую, но стрелял он всегда с правой. Вот шашкой мог рубануть и с левой, чем не раз пользовался. Проскачет близко к левому боку врага, шашку перебросит из руки в руку – и сползает венгерский гусар или польский улан с седла, когда Егоров клинок скользнет по его боку или бедру.

Фигура остановилась и забубнила на непонятном языке:

– Mano vardas Kurše, gal Kurka ar Kervaitis.

– На каком это, забодай тебя комар?!

– А, ты не из литовцев, ты из rusų, да еще и нездешних. Сейчас вспомню, как вы разговаривали, давно здесь такие не проходили. Скоро триста лет. Нет, еще двести пятьдесят, гале-гале.

Егор стоял и не мог собрать мир в одну пригоршню. Живой сноп с рогами, говорящий на разных языках, да еще рассказывающий про то, что было в начале династии Романовых! Он что, в бреду это слышит? Так ведь воды из болота еще не попил, рано болеть и бредить.

– Не бредишь ты, хотя, конечно, увидеть бога – такое не все выдержат, разумом не помутившись, гале-гале.

– Бога? А не ежа косматого, против шерсти волосатого?

– Его, его, я покровитель рогатых, от телят до чертей, правда, чертей мне немцы приписали, они их боялись увидеть, а барты и дейнова – нет. Ну нет у нехристианских вер абсолютного зла, которого и краем глаза видеть не надо, как у христиан дьявола. Даже Чернобог у руян и их соседей – просто старый бог, а Белобог – тот, кто помоложе. За Чернобога можно было на пирах чашу пить всем присутствующим, чтобы он не причинил им вреда. Разве христианин будет пить за дьявола и просить у того пощады и доброго отношения? Еще я покровитель еды, особенно последнего ее запаса, и застолья. Когда-то сначала был первым богом среди богов литовского племени, потом третьим, потому что землю и море не творил, гале-гале.

Егор стоял, не отводя оружия, и не мог понять, это что с ним, кого или что он видит и видит ли? С учетом опыта сыпного и возвратного тифа – видеть такое возможно, и даже похуже. Хоть он болотной воды не пил, но ведь и другие болезни есть, которые не так разносятся. Та же малярия: комар тебя укусил, а потом начинает тебя знобить. А кто обращает внимание на укусы комара? Если их один-два, то почесал и забыл. А яд уже в тебе.

– Не удивляйся, то, что ты видишь – это так и есть, это действительно остров, только плавучий. Когда нужно – ко дну прилипнет, когда нужно другое – поплывет дальше. И я тебе не в бреду показался. Садись, поговорим, раз уж ты не испугался до потери речи и сознания. Спешить тебе некуда, враги твои еще по лесу ходят и ругаются, что добыча из рук ушла. Позволь им устать и на поимку плюнуть. А потом пойдешь, куда тебе надо, гале-гале.

– Коль ты бог еды и пира, то скажи, что тебе в жертву приносили?

– То, что первое уродилось или поймано. Наловил сетью рыбы – первая рыбина положена мне. Рожь созрела – первые колосья тоже. Единого для всех святилища у меня не было, но обычно жертвы приносили в том месте, которое сейчас немцы называют Хайлигенбайль, у большого дуба. Но, если кому туда далеко ходить, то можно и от себя неподалеку, лучше у отдельно стоящего дуба, но можно и в лесу. У христиан, говорят, что есть огромные места поклонения, которые за небо шпилями цепляются, но есть и скромные бревенчатые, что срубили сами в своем поселении. Был когда-то князь Друцкий-Любецкий, которого на охоте конь сбросил, и он ногу сломал. Лежал и ждал конца. Когда его нашли, то дал обет, что каменный костел построит, там, где отыскали. Потом решил, что лучше в своем имении Любеч. Дальше его из лесу увезли, и сколько раз еще он передумал, уже не знаю. Мнится мне, что никакого костела он не построил, но не бываю я в усадьбах. Конь при падении уцелел, ничего не сломал – и ладно, а хозяин полгода полежит в лубках, не он один так неудачно падал, гале-гале.

– А коням ты покровительствуешь, раз им больше, чем хозяином, интересуешься?

– И коням я покровительствую, и жеребятам тоже. Вот и не дал животному без ног остаться. Садись, не зря у вас говорят, что в ногах правды нет, но нет ее и выше, то есть там, на чем ты сидишь, гале-гале.

Егор подумал, что от этого «снопа» никакой угрозы не ощущается, потому можно и сесть. Кстати, можно будет и узнать, куда ему идти к своим. Один револьвер спрятал, другой опустил и сел на траву. Курка (или как там его) переместился и стал напротив него. Сел ли он – а кто его знает, как считать, сидит ли он или стоит? Поскольку в разговоре наступила пауза, то Егор смог подумать вот о чем. Это вот… существо явно живет одно в чаще или на острове, людей видит мало, поскольку в лесу люди бывают не всегда и понемногу, и явно не успели раздразнить его так, чтобы сразу устроить им уход за черту. Если это и впрямь языческий бог, которого перестали почитать, то все еще интереснее. Ему, возможно, и делать еще нечего, как заключенному в камере – выбор между немногими делами: ходить из угла в угол, на себе насекомых ловить, мечтать, ну, еще парой дел можно заняться. Вот и для бывшего бога наступает то самое состояние выбора между чепухой и ничегонеделанием.

– Ты неправильно понимаешь, что и для чего делают боги, когда не заняты исполнением просьб поклоняющихся. Представь себе, что ты у себя дома занят не только хозяйством, но и военной службой, а также вместо женщин делаешь домашнюю работу. И это все ты сегодня должен сделать, пахать либо сеять, военной учебой заниматься, а вместо отдыха еду варить, потому что овощи крошить в котелок чуть легче, чем на рукоятки плуга налегать! Прикинул? И всей-то разницы, что я для своего дела молотом не машу и по наковальне не бью, гале-гале.

– А что ты должен делать? Скажи уж то, что мне можно знать,