Активная разведка - Сергей Юрьевич Сезин

– Товарищ Ежи, не отвлекайся на это, все мы без тебя решим. У нас с Винцентом Казимировичем знакомство давнее и дела тоже давние.

Через неделю командир группы сказал, что анализы показали наличие малярии, поэтому доктор велел принимать лекарство, вот оно, на весь курс. И Егор его ел. В бумажных пакетиках лежал мелкий белый порошок, жутко горького вкуса. Егор запивал его тремя кружками воды и заедал кусочком хлеба, потом приспособился есть порошки перед едой. Порошок принимался два раза в день курсами по три дня, потом следовал перерыв в четыре дня. В итоге он не рад был, что пошел к доктору и что не выбросил порошки в уборную на страх тамошней заразе. Во время последнего курса приема начался шум в ушах, но быстро прошел. Съев последний порошок, он сказал об этом командиру группы, тот ответил, что доктор сказал, что малярийные возбудители должны сдохнуть, но иногда, когда-то потом, то может случаться обострение – после сильного переутомления, другой болезни, когда силы она из товарища Ежи выпьет. Об этом нужно помнить и пройти еще курс лечения, может, и не такой сильный, ведь вот это обострение – это как таракан отсиделся в щели под плинтусом и почувствовал себя хозяином избы, хоть он и один.

Егора подлечили. Еще одного товарища нашли на замену. Пора было напомнить карасям в море польской вольницы, что щука про них помнит. Разведка, кстати, сообщила, что эта засада была не происками полиции, а чьей-то инициативой снизу. Ну, а сначала казалось, что все-таки полиция. Скорее всего, это были местные ухари, решившие подзаработать и отчего-то принявшие группу за контрабандистов. С этим еще будут разбираться. Пока есть возможных пять участников. Возница, кстати, пропал без вести, должно быть, умер или добит. Оба убитых исчезли неизвестно куда, телега оттащена в лес. Лошадку освободили от упряжи, и она пошла домой и благополучно дошла дотуда.

А группе пора заняться тем, что они планировали, пока в дело не вмешалась засада. Ну и, если будет точно известно, кто виноват, тогда их тоже пора посетить.

Но с продолжением начатого дела пришлось отложить – так сказало начальство. И оно дало добро на избиение участников засады. Причем в два приема – сначала нескольких без разбирательства, а потом оставшихся встретят и потолкуют, в том числе и про то, куда дели трупы убитых. Доля подпольщиков такова, что есть не иллюзорный шанс уйти без следа и памяти об ушедшем, как это случилось с Андреем Клюшниковым, руководившим в следующем году Татарбунарским восстанием и погибшим в бою. Его знали как товарища Нинина. Может, у него было еще несколько псевдонимов и документов на другие имена. И о том, кто был товарищем Нининым на самом деле, узнали через сорок с лишним лет. Кстати, Клюшников тоже ненастоящая фамилия, настоящая Суров. А вот покойный возница такого не заслужил, это не его выбор – уйти без следа. Поэтому была устроена «Ночь кошмаров» для виноватых. Два участника засады, жившие в одной деревне, хоть и в разных ее концах, столкнулись с заслуженным. Третьей «жертвой» правосудия, но на льготных условиях, стал один из доносчиков, завербованных полицией. Его посетили третьим, уже под утро.

«Засадный полк» этим вечером сидел в корчме и активно пил водку. Командир группы, получив сообщение об этом, только хмыкнул: веселей, дескать, уйдут, пьяными и под музыку. Поскольку было известно, что они и контрабандой промышляют, через сидящего в корчме агента Ивана им было передано предложение выйти и поговорить насчет «общего дела» с употреблением жаргона контрабандистов, чтобы те ничего не заподозрили. Они и прервали ужин с водкой, рассчитывая, что либо поговорят о заработке, либо им предъявят претензии по прежней контрабанде. Дескать, можно и договориться о гешефте, можно и по морде надавать (и получить тоже) – как карта ляжет. Все это не портит вечер, если, конечно, не достанется колом по макушке. Агент разведки вышел с ними во двор, показал на одинокую фигуру в его западном конце и громко заявил, вот это тот хлопак, что переговорить о деле хотел, и пошел за стол, пить дальше. По плану он должен был быстро напиться, так, чтобы не смог и выйти из-за стола. «Засадный полк» двинулся на огонек папиросы, что курил ожидавший их, по дороге к курившему им в спины уткнулось холодное железо, и голоса тихо сказали, что их ждут для разговора, а если они побегут, то не выживут. Они подняли руки вверх, и при быстром поиске в карманах нашелся один револьвер и два выкидных ножа. Серьезные ребята. Такие ножи если с собой носят, то это не для борьбы с мозолями на пятках или нарезания хлеба с салом.

Путь лежал недалеко. Бандиты увидели, что ведут их четверо, потому не дергались. И это они еще двоих не увидели.

– Панове бандиты, за вашу охоту в лесах народ приговаривает вас к смертной казни. Обратитесь к богу или черту о дальнейшей вашей судьбе.

Два выстрела. Из мрака появились остальные двое с грузом. Товарищ Франц воевал раньше с сербами в одном эскадроне и рассказал, что в старые времена, когда Сербия была под султаном турецким, там доносчиков и предателей казнили, а потом хоронили, кинув сверху дохлого пса, чтобы все знали, отчего помер и за что. Поэтому товарищи Артем и Роман заранее угостили песиков мясом, потом мясом со снотворным, чтобы символы мирно спали, не дергались и не лаяли. Шавки самые обычные, хозяева по ним плакать не будут, а заведут нового кабысдоха. Мирно спящих собак положили на грудь засадников и так оставили. Потом еще два выстрела, чтобы оба «героя» не встали. Собак, по решению командира группы, решили не убивать специально. Здесь все же не Сербия. Переживет собака мясо со снотворным, и ладно. Не переживет, будет у бандитов коричневый крем сверху, как на пирожном у графа Тышкевича. В одежду засунуты две бумажки со словами, что этих двух казнили не за что-то, а за бандитство в лесах, и пора уходить. Наган, конечно, не самое громкое орудие, но на дворе ночь и слышно далеко в темное время. Здесь закончили. Пора на третью встречу.

Третьим был Ян Налейко, которого ретивые полицейские склонили к доносительству на соседей и возможных гостей из-за кордона. Поскольку он еще не погряз в доносительстве окончательно и имел пять детей при весьма скромных доходах (читай «беден, как церковная мышь»), то с ним решили поступить жестко, но