Аркан 22 - Анна Николаевна Александрова

– А я бы посетил ваш курс с удовольствием, – совершенно честно признался Алексей. – Вы так увлекательно рассказываете.

– О, приходите, молодой человек, обязательно приходите, буду вам рад. Я в нескольких институтах преподаю. Мой курс не профильный, факультативный, люблю, знаете ли, общаться со студентами без отягчающих обстоятельств в виде зачетов и экзаменов. Все по любви и на условиях свободного выбора. Преподавание – это хобби.

– А… э-э?

– Чем же я тогда зарабатываю? Исследовательской и научной деятельностью в основном. Книги пишу, книги редактирую. Эта из-под моей редакции как раз. – Профессор указал на принесенный им толстый том в красной с тиснением обложке. – Вы интересовались ритуалами, здесь есть разбор и классификация. Автор – мой учитель, Ерофей Семенович, тот самый, что специалист по каббале. Заочно с ним и познакомитесь.

Алеша взял в руки увесистую книгу, прочитал название: «Жертвоприношение. Ритуал в культуре и искусстве от древности до наших дней».

– Ух ты…

– Вы мне очень симпатичны, Алексей. Я искренне желаю вам удачи в вашем нелегком деле. Надеюсь, вы найдете и людей… и себя. И все сделаете правильно. Если у вас возникнут вопросы по истории религии, каббале и обрядам, я весь ваш. Звоните в любое время.

Аркан 9. Отшельник. ט (тет)

Здесь все еще лежал снег. Не толстым пуховым одеялом, как еще пару месяцев назад, конечно, но все же. В оврагах под горой, меж деревьев в чаще остались еще бесформенные глыбы грязного, подтопленного снега. Вокруг таких наземных айсбергов особенно слякотно, лучше обойти, хотя опытному лесничему все нипочем.

Старик глянул на заляпанные грязью сапоги, попинал кромку поплывшей снежной шапки, потянул ноздрями ароматы соснового бора. На закате лес пахнет особенно вкусно. Нагретый дневным солнышком воздух поднимает испарину от молодой травы и талых ручьев, что мешают компот из опавшей рыжей хвои, снега и желтой глинистой земли.

Солнце ушло к горизонту, и длинные тени деревьев рисовали под ногами пешеходную зебру: светлая полоска, темная полоска. А на деле одна неизменная разноцветная дорога в разных ракурсах игры светотеней.

– Спасибо, – прошептал старик солнцу, погладил длинную бороду и зашагал пружинистой походкой к своей заимке.

Даниил. Так звали деда. А фамилию он и сам забыл. Мно-о-ого лет жил он в заброшенном зимовье за Ангарским сором, что рассыпался мелкими топями на северном берегу священного озера Байкал. Редкими гостями его были разве что бурые медведи… и местные охотники, из тех, кто не боялся и приходил проведать, жив ли еще дед, да гостинцев привезти. А взамен увезти подарочек, если дед снизойдет, – мази лечебные.

Мази поистине волшебные были, любые кожные болезни лечили, артриты как рукой снимали, суставы будто новые после них. Как прознали о чудо-деде люди, так потянулись к старику. Но тот гостей не любил, ушел еще дальше в лес. Вроде и не шибко далече, да найти никто не смог. Только двоим старым знакомцам открылась дорога на дедову заимку, будто провел их кто. Вот они и навещали по очереди Даниила: один зимой, другой летом.

Старик успел аккурат к темени, захлопнул за собой тяжелую, обитую войлоком дверь, сбросил холщовый заплечный мешок, стянул кирзовые сапоги, поставил у выхода, а сам надел носки собачьей шерсти, подарочек от Наденьки из Нижнеангарска. Добрая женщина в благодарность за излеченный артрит отправила. Уж что-что, а тепло Даниил любил, к холоду все никак привыкнуть не мог, даром что в сибирский край уехал.

В железной печке тлели угли, он с утра поленьев закинул, чтобы зимовье не остыло. А теперь разворошил чугунной кочергою золу и посередь красных огонечков положил щепу и новые дрова. Пламя занялось скоро, облизывая желто-розовые бока колотых сосновых поленьев, зашкворчала смола на коре, защелкало, потянуло вкусным теплом от печи.

Даниил снял со стены подвесной фонарь – старую керосиновую лампу, запалил фитиль. Желтым светом мазнуло по темным стенам, деревянному столу, нарам, из половинчатых бревен срубленным. В переднем углу, что напротив входа, под потолком висел киот с иконкой и свечками запыленными. Еще до деда они тут были, он и не трогал.

Под киотом, отражая всполохи огня, горделиво демонстрировал бока окованный медью сундук. В нем Даниил хранил свои книги, обернутые в ткани и пересыпанные травами особыми от мышей и прочей живности.

Даниил до книг охоч был, еще в той, городской своей жизни коллекционировал редкие старинные экземпляры. Многое пришлось там, в Москве, бросить, но с собой он увез в Сибирь несколько особенных. Он их все давно перевел и закрыл в сундуке, не в силах ни уничтожить, ни отдать кому.

Плеснув воды из кадки в жестяной чайник, дед поставил его на печь. И вдруг затрещали поленья пулеметной очередью, запрыгали всполохи по стенам чертиками, Даниил медленно протянул руку к фонарю, приподнял, осветил дальний угол.

– А… ты-ы-ы-ы? – проворчал старик, ставя фонарь на стол. – Опять? Зачем явился? Я все отдал. Те книги, что остались, тебе не нужны, там лекарское.

Угол шевельнулся темнотой, в нервном свете лампадки обрисовалась фигура. Она дрожала в такт танцу огня – то ли паутина колышется, то ли мираж.

– Ты мне нужен, – прохрипела темнота. – Будь в Москве к двадцать второму.

– Хм… день летнего солнцестояния… ритуал какой задумал провести? Расшифровал Книгу? Оставь это… ты же помнишь, чем тогда кончилось?

– Это ты полез не туда, ты впустил… тогда… Я же нашел способ открыть истинные Врата и исправить все. Будь к двадцать второму. И помни, что ты мне должен.

Погас фонарь вдруг, схлопнулась темнота вокруг Даниила.

– Помню, всегда помню, – прошептал старик и сник весь, как стаявший снег.

Вновь зажег фонарь, прошаркал до лежанки, от дневной бодрости ничего не осталось. Глянул в злополучный угол искоса, а там что-то сверкнуло, вроде как монетка блеснула. Поднялся, дошел, подобрал с пола золотой кубик на ниточке.

– Тет, – прочитал он выгравированную на кулоне букву. – Отшельник. Отшельник и есть… Только вот зачем я тебе?

Глава 14

Наваждение

В растянутых домашних трениках и парадно-выходной футболке – Алена все перепутала и привезла не те вещи – Алеша расхаживал по больничному коридору из одного конца (упирающегося в окно) в другой (встречающий его дверью с табличкой «Сестринская»). У сестринской было темно и пахло лекарствами, у окна – свежо и светло. Но Алеша не замечал разницы и наматывал километраж, погруженный в свои размышления.

Как раскиданные кусочки пазла