Кана. В поисках монстра - Роман Романович Кожухаров

Райт, епископ Даремский считает, что мы живем в пятом, заключительном акте пьесы «Всё хорошо, что хорошо кончается». Логика есть, ибо глупо в финале долдонить монологи из первого действия.

Пьеса (драма, комедия) свершается, как и искони, неспешно и неотвратимо. Акты сменяют друг друга, жанровое своеобразие претерпевает изменения, энтелехию драмы в комедию. А оно всё хоронится, свернувшись, клубочком — в позе зародыша. Ждёт своего выхода. Воистину, дьявольское терпение. Выходит, это и есть то самое чеховское ружьё, которое должно обязательно выстрелить в пятом акте. Весь вопрос в том, кто спустит курок, воплотит замысел постановщика?

И разверзлись хляби днестровские. И пролилось через край. А паводок как нельзя кстати. И для зверюшки, и для общего настроения. Это же так, для красивого словца, говорится: мол, чудищ рождает сон разума. Дабы верховодить, требуется вначале хорошенько пропотеть. На тернистой дороге к оку недрёманному нет ни сна, ни покоя.

Ураганы носят человеческие имена, большей частью женские, но и мужские. Чем страшнее и разрушительнее сила, тем трогательнее называют: Катрин, Офелия, Джени. Впервые это случилось ещё в XIX веке. Шалуна, который в Карибском море играючи растоптал своей слоновьей ногой 25 тысяч островитян, не считая женщин и детей, нарекли величественно — Сан Каликто Второй. В честь Папы Римского. Ой, вэй! Все дороги ведут в Рим.

Nomen est omen. Имя — це всё, в переводе с латинского, точнее, не имя, а отчество. Ибо оно возвращается. Список для наречения младенцев-штормов и тайфунов, утвержденный в ураганном роддоме, повторяется каждые шесть лет. Из него исключают лишь тех, кто отнял особенно много человеческих жизней. В назидание ли, во хвалу ли? До скончания века. Милая детка Катрина, буй-тур Iван, он же Айвон. Неизъяснимой мистерией метафизического оксюморона — Святой Иуда.

Майя почитают в водяном столпе смерча одноногого бога Урагана. Молоты ветров крушат зыбкий бубен океана, вздымают исполинскую толщу, свивая жгуты, сокрушительно хлещут на тысячи миль вокруг, топчут, топят на своём сумасшедшем пути шхуны и танкеры, страны и города.

Но в эпицентре неистовства — тихая заводь. Нещечко, глаз урагана. Око считают зеркалом души. Значит ли это, что, в действительности, Катрин-скалолазка — нежная и ласковая, а Каликто — тихоня и увалень? Так точно! Да! Ибо право имеешь и, значит, твоя действительность — самый пик, тихая заводь. Око всевидящее. Не моргающе кругло, в опушке ресниц. Шапка Мономаха, по роду Царьградского.

Зело, по зерну, прозревал Владисвет, покуда чернил его зернью и мукой искусный колымский кольщик. Ла-ла-ла выспревало до — оло, и он становился Володисвет, и мнил: оседлавши стихию, обретаться на пике паводка, денно и нощно, недрёманно управлять, контролируя, направлять его в нужное русло.

Это вам не хухры-мухры и не цацки-пецки. Коли скользкий груздь, полезай в джакузи. Коли алчешь любови народной, исполнись неистовой ненависти. Претерпеть и унизиться на дыбе позора, дабы из пике презрения (de profundis, в переводе с древнеримского, — из самой непролазной грязи) взмыть омытым.

В неводе самодержца, как в тоге, куршавельского снега белей. Candidatus, в переводе с латыни, — одетый в белое. Из бурного, мутно-бурого тока — посуху, на самый заснеженный пик.

Разбушевавшаяся стихия — лучший фон для усмирения нездорового предвыборного ажиотажа. Углевой и Дородин сразу бросились поправлять, редактировать. Мол, не надо дразнить гусей гражданского общества. Усмирение — это уж чересчур. Замирение, утихомиривание, и т. д., и т. п. Великий и могучий богат синонимическими рядами. Заигрывают, хитрят, дальновидно обхаживают, почухивают электронные и печатные СМИ, прибирают ленты новостных интернет-агентств и вяжут из них гирлянды нарядные. Чтобы отпраздновать уже в первом туре, надо как следует попахать, как следует постращать. В натуре, один чёрт — морской, речной, или из табакерки, — лишь бы пугал.

Потому так и лезли из шкуры вон, копытцами землю рыли. Везде поспевали Углевой и Доронин с «шестеркой» своим Октановским. По виду — сопля соплёй, серо-зелёные, малохольные, словом, планктоны заморские, а в деле — ушлые и дошлые. Самомнения — с Останкинскую башню, а хватка — акулья, и всё с них как с гуся вода. Мы, мол, не кто-нибудь, а персанал реалити. Создаём, и не хухры-мухры, а реальность, причём — Вашу, личную!

Создатели хреновы. Отловил же их где-то Арнольдыч. В омуте Садового кольца и не такая фауна водится. Арнольдыч за них горой возвышался. Штабную работу они, в натуре, здорово оживили. Поставили на поток. Раньше каждого чуть не собственноножно пинать приходилось, а теперь завелись-завертелись все, как часики: суетятся, хлопочут, тикают.

А Арнольдыч — впереди планеты всей. Хотя у него еще и свой пунктик, нутряной, затаённый. Насчет собственной интеллектуальной недоразвитости. Потому и вёлся, как на живца, на забугорные речи. Что ж, тоже тест. Коли действует на Арнольдыча, зацепит и остальных.

Молоть они были горазды, пиарщики хреновы. Вот хоть вчера, после расширенного совещания в предвыборном штабе, с участием глав городов и районов, представителей силовых ведомств и СМИ. Еще до начала закрытой, без СМИ, части, на середине бесконечной этой говорильни, голова у Цеаша разболелась, и он еле дотерпел, дожидаясь, когда это чёртово колесо с заседанием, наконец, перестанет крутиться.

Томился предстоящим обрядом и позором, прозорливо предчувствуемым. Ничего, претерпеть, дабы впредь верховодить. Из ямы позора и муки, на всеобщее осмеяние выказанной, — на пик всенародной избранности. И тогда хоть потоп. Паводок.

А с обрядом они сели в лужу. По полной. Наскрести ещё сил, дождаться реакции. Оттуда может так громыхнуть, что только мокрое место останется. Был же вот только что: твердыня, опора, надёжа, чаянья электората. Ба-бах! Порхнул, воскурившись в ничто, мимолётный росный парок. К таким вещам относятся очень серьёзно. Авось, будет скидка на предвыборную суматоху.

Всё из-за этого гадёныша. Заморыш родил гору, малёк умудрился создать океан проблем! Арнольдыч еще ответит по полной. Он отвечал за трансляцию и всю сопроводиловку, так что его косяк, без всяких яких. Доверить такое серьезное дело сырому, непроверенному сопляку. Алинины рекомендации дорогого стоят. Суки текут, и в одну суку нельзя войти дважды…

Всем им устроить короткое замыкание. Взалкавши всенародных чаяний, исполниться неистовой ненависти. Чтобы так облажаться! Овна руно? Щит на воротах Царьграда. К чёрту всё обесточилось. Вырубить свет, да на самом пике страдания, можно сказать, когда всё уже позади и начаться должно было самое интересное: сплошные экстаз и катарсис. Так этот ушлёпок, выкинув фортель, умудрился ещё ускользнуть!

А новенькая!?.. Уготавливали