Наследник пепла. Книга II - М. Борзых

наместник этой части империи, до загородной усадьбы Аденизов. Отсюда же был сделан специальный переход, — Аркви внезапно замолчал и вздохнул, — частично обрушившийся, который должен был спасти твоего прадеда и старика Кемиза.

— А почему они тогда не спаслись? — поинтересовался я, переводя взгляд с настенных картин на него. — Мне рассказывали…

— Я знаю, — мягко перебил меня Аркви. — Эту историю знают от меня. Но скажи мне, как я мог знать всё, когда сам не был в это время с ними?

Мне показалось, или в его глазах что-то блеснуло?

Наверх, в основание ратуши мы попали по самой обычной лестнице. Да, она оказалась захламлённой и заброшенной, но достаточно целой, по сравнению со всем тем, что я видел до этого. И очень быстро стала ясна причина всего этого. Здание полностью было запечатано камнем. Вот целиком.

Снизу выбежала сколотура, направила в нашу сторону усики, после чего понеслась по коридорам и залам. Ну как понеслась. Это нам так показалось, на самом деле она двигалась гораздо медленнее, чем могла. И затем она вкрутилась в такое узкое отверстие, что я удивился, как она туда пролезла. Даже нам приходилось пригибаться, чтобы в него войти.

Отверстие было очень своеобразным. Сквозь камень оно спиралью вкручивалось вверх, что давало возможность подниматься с довольно приличной скоростью. Как будто спиральная лестница, но без ступеней.

Сквозь камень мы шли ещё минут десять, и я побоялся представить, какой толщины должна быть каменная глыба, сквозь которую мы пробираемся.

— Аркви, — позвал я. — А какого уровня был Кемиз?

— Тринадцатого, — ответил мне спутник. — Переводя на привычные тебе — Ярило.

А, ну тогда понятно, откуда над ратушей возник такой монолит.

Когда мы выбрались наружу, я не поверил своим глазам. Зрелище, представившееся перед нами, поражало во всех своих аспектах. На первом плане и на дальнем. Причём со всех сторон.

Первое, что бросилось в глаза, была скульптурная группа. Две фигуры: чёрная и красная. Обе были изображены в момент создания мощнейшего заклинания, потому что они даже заняли специальные позы, в которых это было делать удобнее. Перед чёрной статуей свернулась в клубок наша возница.

Впереди, перед скульптурами красовался огромный каменный пень. Если бы это действительно было бы от дерева, то расти ему потребовалось бы миллион лет, не меньше. Обрубок был километра два диаметром и возвышающееся на несколько сотен метров. Нечто монументальное и незыблемое.

За этим самым каменным пнём красовался разлом. Над ним даже сейчас висело марево, а это значит, что на его дне как раз лениво текла та самая лава, которую мы видели при подземном передвижении.

А вокруг нашего возвышения, куда мы вышли, во все стороны простирался город. Возможно, когда-то в нём были фонтаны, сады, парки, бассейны и прочее, но сейчас он был хорошенько присыпан песком. Хотя многие здания сохранились отлично.

В отдалении мне вообще показалось, что я увидел следы жизнедеятельности. Во всяком случае, часть дворов была расчищена от песка, и там находились подобия загонов, как мы делаем для лошадей и ослов. Но движения я там не увидел.

Я как раз хотел спросить Аркви, зачем мы пришли на эту площадку? Поклониться изображениям богов. Но не успел. Потому что тот в очередной раз меня шокировал.

Он подошёл к статуе, выполненной из чего-то красного. При взгляде на неё должно было создаться впечатление, что изначально фигура была целой, но затем прогорела, покрывшись множественными трещинами. Вся поверхность её рассохлась, как почва при длительной засухе.

В какой-то момент мне даже показалось, что Аркви бухнется перед ней на колени, столько обожания было в его глазах. Но он сделал ещё более невероятное. Он обнял эту самую статую и прошептал:

— Ну, здравствуй, брат…

Глава 8

Стоп! Что? Какой брат?

Я стоял с тыла, поэтому обошёл статуи по дуге и пригляделся. Чёрный человек был мне неизвестен, а вот красный… Если бы эту статую состарить или омолодить моего спутника, их вполне можно было бы спутать. Да что уж там. Я видел черты своего отца, брата, даже свои собственные. Только не сегодняшние, а черты того Виктора, который сбривал медную щетину напротив расколотого и замызганного зеркала в каторжной казарме на Стене. Того, кто смывал мыло ледяной водой и не морщился.

Того самого Адена, который пожертвовал собой, сметя к чёртовой матери три легиона противника. А, может, и больше.

Сука, у меня даже кулаки сжались. До меня, наконец, дошло. Это никакие не статуи. Вот таким же красненьким я остался стоять там, напротив поверженного врага. Эти деды захреначили такое мегауберзаклинание, что оно сохранило их в веках. Один окаменел, другой… не знаю… тоже окаменел, но иначе. Он не развалился в золу, как я думал. Он остался памятником самому себе и собственному подвигу.

Я заскрипел зубами. Одно дело слышать, что твой предок погиб, защищая отход тысяч людей, а другое — видеть, как именно он это сделал. И осознавать, что ты потомок по-настоящему выдающегося человека.

Но Аркви назвал его братом! Погодите-ка! Но этого не может… Кого же я считал сумасшедшим психом все эти годы?

Чтобы не выдать минуту слабости, я отвернулся и посмотрел на город. На этот раз я увидел движение. Но совсем в другой стороне. Это были обычные, привычные, можно сказать, демоны.

А вот поведение их было совсем необычным. Я привык видеть их как штурмовиков, идущих в атаку. Причём, даже если сами они были достаточно слабы, всегда старались задавить числом. При этом каждый отдельный демон не пытался спасти свою жизнь. Наоборот, они знали, что их убьют, но не пытались уклониться или убежать. Они неизменно шли на врага, сминая и уничтожая его путём колоссальных жертв.

Так вот, у тех демонов, что я видел поведение было, скорее, человеческое. Они что-то делали, кажется, готовили еду. Неподалёку находилась арена. И вот там я увидел самое серьёзное шевеление. Конечно, деталей я не разглядел. Но всё-таки бытовая жизнь демонов для меня оказалась тоже серьёзным таким открытием. А уж несколько живых деревьев и даже один бассейн — вообще ввели меня в ступор.

Аркви наобнимался с братом… На этом моменте мои мысли снова заклинило, потому что я никак не мог принять, что наш конюх — мой двоюродный прадед, который прожил четыре сотни лет.

А я увидел то, что до сих пор было скрыто от моего взгляда. На шеях у обеих статуй висели похожие