По прозвищу Святой. Книга первая - Алексей Анатольевич Евтушенко

Вуйко Аким уже ждал. Вышел навстречу, встал на тропинке. Только что никого не было и — вот он стоит. В серо-зелёном плаще и сапогах, которые сменили галоши. На плече «берданка» — охотничий дробовик, переделанный из винтовки Бердана. На голове видавший виды треух. За спиной — вещмешок.

— Все живы-здоровы? — спросил он, снова переходя на русский.

— Все, — доложил Максим.

— Значит, слушайте сюда. Идти далеко, вёрст сорок, и всё по лесу. За сегодня не дойдём. Сейчас всем отдохнуть десять минут, покурить, в кусты по маленькому и большому сходить, кому надо, водички попить, и быть готовым.

Он присел на поваленное дерево, вытащил из кармана плаща кисет и пачку папиросной бумаги (видимо, довоенные запасы, подумал Максим), ловко свернул самокрутку, прикурил от спички.

Рядом с ним присел Петро, тоже закурил, достав из кармана потёртый портсигар. Протянул Василию:

— Кури, Вася. На том свете не дадут.

Молодой шофёр поблагодарил, взял папиросу, закурил, тоже уселся на бревно.

Максим стоял неподалёку, всматриваясь и прислушиваясь.

Лес как лес. Тихо журчит речка Мощаница, заросшая по берегам кустами да осинником и больше похожая на крупный ручей. Перекликаются птицы. Где-то деловито стучит клювом дятел, выискивая себе еду под древесной корой. Жужжит овод. Мелькнула и пропала в солнечном луче стрекоза. Чистая благодать и ляпота.

Если не знать, что на востоке горит земля, и тысячами умирают советские солдаты, сдерживая безжалостную немецкую военную машину.

А там, где эта машина, уже прошла, в немецком тылу, убивают уже гражданских: евреев, коммунистов, красноармейцев, партизан и их помощников.

Смерть везде. Смерть, предательство, насилие, кровь и слёзы. И так будет на этой земле ещё долго — до начала сорок четвёртого года, пока не освободит её наступающая Красная Армия.

А сейчас у нас ещё только август сорок первого, подумал он. Два с половиной года, считай. Вечность.

Подошёл Моисей Яковлевич.

— Вижу, вы не курите, молодой человек?

— Правильно видите, — улыбнулся Максим. — Не курю.

— Бросили или как?

— Или как.

— Большая редкость, — сказал Моисей Яковлевич. — Почти все ваши ровесники курят. Да и не только ровесники.

— Вы тоже не курите, — заметил Максим.

— Мне нельзя, сердце, — учитель потёр рукой грудь. — Врачи запретили. Пришлось бросить.

— А сейчас как? — спросил Максим с беспокойством. — Не болит, идти сможете?

— Смогу, смогу, — ответил Моисей Яковлевич. — Оно редко прихватывает. Если что, нитроглицерин у меня всегда с собой. Не волнуйтесь. Скажите лучше, вы с нами?

— В смысле? Конечно, с вами. Почему вы спрашиваете?

— Потому что чувствую, что вы не обычный человек. С вами надёжно и не страшно. Мне бы хотелось чувствовать себя так и дальше. Что поделаешь, все мы эгоисты. В большей или меньшей степени.

Максим улыбнулся.

— Спасибо на добром слове, Моисей Яковлевич, — ответил он. — Но ничего вам пока обещать не могу.

— Так я и думал, — вздохнул Моисей Яковлевич. — Да и какие могут быть обещания в такое страшное время, правда?

— Могут, — сказал Максим. — Могут быть обещания. Например, я обещаю, что не брошу вас и доведу до партизан.

— Это очень хорошо, — сказал Моисей Яковлевич. — Спасибо вам. Я не спросил… Как ваша фамилия, можно узнать?

— Можно. Свят моя фамилия. Николай Свят.

— Свят, — повторил Моисей. — Святой, значит. Да, Бог знал, кого нам послать.

— Ну-ну, — сказал Максим.- Бог здесь совершенно ни при чём.

— Нам, евреям, лучше знать, — наставительно заметил Моисей Яковлевич. — Поверьте, мы с Ним, — он указал пальцем вверх, — тысячи лет дело имеем.

Сначала шли вверх по течению речки, с полкилометра, чтобы сбить со следа собак. Потом вышли на сухое, две минуты передохнули и пошли дальше.

Теперь первым шёл пасечник. В руке — крепкая палка, на которую он опирался при ходьбе. Остальные, включая детей, тоже были с палками. Максим подумал и выбрал палку себе.

Он был сильнее, ловчее и выносливее любого из их небольшого отряда, но выделяться не хотел. С палкой — значит, с палкой. К тому же оказалось, что с ней и впрямь удобнее. Можно не только опереться в топком или скользком месте, но и прощупать дорогу, буде возникнет такая нужда. Опять же, гадюки. Было их не много, но — были. Пока шли по речке, а потом вдоль по довольно топкому берегу, Максим дважды замечал этих змей, поспешно уползавших с пути человека.

Максим не был лесным жителем. Ходил по лесу, конечно, но так — больше для отдыха и развлечения и не часто. Пустыня и выжженные солнцем туркменские сопки — это да, там он чувствовал себя, как дома. Здесь же было не стыдно поучиться у тех, кто вырос, фактически, среди леса.

Гадюк он, конечно, не боялся. Ни гадюк, ни любых других змей. А также каракуртов, скорпионов, полосатых гиен и даже кавказских барсов, с которыми пару раз встречался всё там же, в южной Туркмении, во время службы. Змея никогда не нападёт первой на человека. Не наступай на неё, не тревожь, не дразни, и всё будет в порядке. То же касается ядовитых пауков и скорпионов. А против гиен и леопардов всегда есть огнестрельное оружие. На самый крайний случай.

— Интересно, медведи тут есть, КИР?

— Нет здесь медведей, — ответил КИР. — В Карпатах встречаются иногда, но где мы и где Карпаты. То же и с волками — там они, в основном. Опасных животных в этих лесах, считай, нет. Кабаны, разве что, но дикого кабана встретить — это сильно постараться надо. Хотя леса тут густые и обширные. Иногда на десятки километров тянутся. Не тайга сибирская, конечно, но партизанскому отряду укрыться найдётся где. И не одному.

Здесь не было космических спутников. Поэтому ориентация — только по картам и компасу. Тем картам, что имелись в памяти КИРа. Парочка общих, ещё довоенных и несколько из других времён, включая самые последние, конца двадцать первого века. Сравнивая их, можно было увидеть, как уменьшалась с годами площадь лесов, расползались города и сёла, прокладывались новые дороги. Однако сравнительный анализ был в данном случае Максиму ни к чему — так, для общего развития. Ему нужно было знать, где