Телохранитель Генсека. Том 2 - Петр Алмазный

Ровно в девять пьяная компания вывалилась на улицу. Шли кучкой, громко разговаривая, размахивая руками. Ржали в голос, пугая поздних прохожих. Заметил себя. Каким же я был тогда нелепым! Ноябрь, холодрыга дикая, мороз и снег, а я без шапки, в пальто нараспашку. Из-под коротких расклешенных штанин видны красные носки. На ногах почему-то кеды, по снегу волочится развязанный шнурок. Верх нелепицы, но я ведь наверняка чувствовал себя крутым.

В юности я был достаточно крепким пареньком. Невысокого роста, но жилистым и сильным. В школу пошел в семь лет, но в ноябре мне исполнилось восемь. Теперь вот в шестнадцать учился в девятом классе.

Я тяжко вздохнул, наблюдая, как юный Владимир Гуляев наступил на свой же шнурок и рухнул плашмя в снег. Пытался встать, но был слишком пьян, чтобы сделать это быстро. А приятели, даже не заметив «потери бойца», продолжили свой путь.

Я вышел из машины, подошел к барахтавшемуся в сугробе пацану и рывком поставил его на ноги.

— Ты че, дядя? — пьяно возмутился он (или я?), и затравленно оглянулся — компания уже покинула двор, помощи ждать было неоткуда.

— Шнурки завяжи, — приказал ему и поймал себя, что тон у меня как у Саахова в фильме «Кавказская пленница», когда тот сказал знаменитую фразу: «Шляпу сними». Прозвучало очень похоже, видимо, я все-таки волновался. Не знал, чего ждать от встречи с самим собой.

Признаюсь, после знакомства с семьей Медведева, его детством и юностью, от себя молодого я был совсем не в восторге. Но ведь он — это тоже я…

— Чиво?.. — переспросил молодой Гуляев.

— Шнурки завяжи, — повторил я уже более твердым голосом.

Парень был не настолько пьян, как показалось поначалу. Хотя может просто протрезвел на холоде, настраиваясь на конфликт с непонятным дядькой. Потому что совсем недавно он не мог сам встать, а теперь вдруг резко вырвался и начал убегать.

Бегал он достаточно быстро. Но куда полупьяному Володьке Гуляеву до ежедневно тренировавшегося Владимира Медведева, телохранителя самого Леонида Ильича Брежнева?

Догнал его уже на углу, в пару домов от овощного, прижал к стволу старого тополя.

— Тихо, придурок! Слушай меня очень внимательно.

Наши взгляды встретились — и меня как током прошибло. В этот миг я не только вспомнил свою прежнюю молодую жизнь до мельчайших подробностей, не только четко услышал все мысли Вовки Гуляева. Но даже сумел считывать образы до того, как они оформлялись в мысль. С другими людьми у меня так не получалось. Когда парень потянулся в карман за ножиком, я перехватил его руку.

— Ну что ты, Вован, — пожурил его, забирая складешок. Обычная «лисичка» с выкидным лезвием.

В общем, дальше все получилось как-то само собой. Именно та ситуация, о которой я уже подозревал, но до конца уверен не был. Причиной давнишней амнезии шестнадцатилетнего меня стал я сам шестидесятипятилетний, но в теле Медведева. Как такое возможно? Лучше не спрашивайте.

Не отрывая взгляда, мысленно приказал ему подчиняться. Надо же, как мое внушение действует на меня же самого! Глаза парня стали стеклянными, лицо расслабилось. По моему приказу он вывернул карманы.

У меня в руках оказалась смятая трешка — стащил у матери. К ней добавилась горсть монет. Я помнил, что за неделю «накопил» около рубля. Ну, как «накопил» — отбирал у пацанов из младших классов обеденные деньги, по десять-пятнадцать копеек. Сейчас мне за это стало стыдно, а тогда нет. Тогда цель оправдывала средства. Целью была девочка из параллельного класса и поход с ней в кино.

Видя, что парень уже полностью под «гипнозом», я вернул обратно и деньги, и даже ножик. И продолжил внушение:

— Ты перестанешь воровать деньги у матери. Ты начнешь помогать ей во всем. Ты будешь хорошо учиться и поступишь в институт. Будешь активно участвовать в комсомольской жизни и когда тебе предложат пойти в КГБ, ты согласишься. Сейчас я досчитаю до пяти, и ты придешь в себя. Меня ты не будешь помнить, но установки останутся с тобой на всю жизнь. Раз… два… три… четыре… пять…

Парень открыл глаза и мне даже стало его жалко — таким потерянным он выглядел.

— С тобой все в порядке? — на всякий случай спросил его.

— Что случилось? — пробормотал он, еще не понимая где он и кто он. — Голова болит…

— Пить меньше надо! — посоветовал я резко, потом смягчился. — Ты на шнурок наступил. Упал, стукнулся головой о ствол. Шнурки завяжи…

Но молодой Владимир Гуляев меня уже не слышал. Он стоял за деревом и смотрел в сторону овощного магазина. Милиционеры выводили Саню Кислого и его друзей, заломив им руки за спину.

Я вернулся в машину и поехал домой с чувством выполненного долга. Получается, если бы я сейчас не остановил парня, то Владимир Гуляев никогда не пошел бы служить в КГБ, а скорее всего сел в тюрьму или спился бы, у него не было бы той жизни, которая была. Вот такой вот временной парадокс, прямо как в фантастическом фильме.

Между тем, здешнее время текло дальше своим чередом. Я и не заметил, как ноябрь сменился декабрем. Быт и работа, воскресные прогулки с дочками, если я не дежурил. Телевизор по-прежнему вызывал скуку и я начал больше читать. Перечитал Сервантеса. Его «Дон Кихот» раньше казался мне скучной книгой, с натужным юмором, неудачной сатирой, теперь же герои книги воспринимались иначе. Порой даже ржал в голос, пугая домашних. Следующей книгой стали «Мертвые души» Гоголя. Вот уж действительно гений! Представляю, что бы он придумал, окажись в веселых девяностых? Перечитал «Эру милосердия» Вайнеров. Удивился хорошему, грамотному тексту, интересному изложению сюжета, документальные вставки были везде к месту и только подчеркивали происходящее, создавая колорит и не затмевая сюжета. Во что превратились Вайнеры в девяностые, ударившись в чернуху? Но… тогда пипл хавал… Кому-то нравилось, книги покупали. Впрочем, тогда сметали с прилавков все.

Девятнадцатого декабря Леонид Ильич Брежнев отмечал юбилей. Ему исполнилось семьдесят лет. Подготовка началась за две недели. Описывать ту нудную и неблагодарную работу по обеспечению безопасности первого лица во время праздника — примерно то же самое, что описывать работу электрика или сантехника. Работа необходимая, но совершенно неинтересная, рутинная, и даже неприятная — особенно во время самого празднества. Меня коробило от количества льстецов, подхалимов и лизоблюдов. Они