Иной мир. Дорога домой - Никита Эдуардович Шарипов

как тут. Карабин, конечно же, вновь вернулся ко мне. Пистолет, не ошибся в его определении с расстояния, тоже у меня. Старших бить нельзя, поэтому пинать деда, не взирая на желание, не стал. Только спросил:

– Теперь что? С ножом на меня кинешься?

– Ну всё, щенок, ты сам напросился!

Банально и предсказуемо, из позы лёжа дедок решил воткнуть в мою ногу приличный клинок, но потерпел фиаско. Когда он уже поймёт, что я ему не по зубам? Стоит отметить, что упорства этому носителю седой бороды не занимать.

Несколько секунд назад в серых глазах были лишь ярость и ненависть, но сейчас они уступили своё место страху. Дед глядит на меня так, будто увидел монстра. И начинает бормотать что-то невнятное. Всё понятно, всю жизнь был атеистом и сейчас пытается вспомнить слова молитвы. Есть у меня некоторые догадки насчёт происходящего.

– Старый, ты случайно не Петрович? – поинтересовался я, присев на землю в паре метров от новоиспечённого верующего.

– Откуда ты знаешь это? – страх в глазах собеседника только усилился.

Усмехнувшись, я показал деду его же нож. На рукояти выжжены инициалы «А.П.Л». Сказал:

– Это может означать атомная подводная лодка, но сам подумай, зачем подлодке нож? Ну и про дурака не забываем, ведь только он напишет абревиатуру через точки. Исключая дурачков, получаем кое-что попроще, а именно имя Алексей Петрович Лисицын. Ещё совпадения будут?

Деду надоело лежать, и он сел. Взгляд изменился, страх смешан с интересом. Набравшись смелости, он ответил:

– Аркадий Петрович Лабза.

– Хорошо, что с отчества начал… – пробормотал я. – И надо же было, угадал…

– Что? – спросил дед и замер в ожидании.

– Да ничего, – отмахнулся я. – Так, о своём задумался. Ответ на вопрос хочу получить. Давно ты за мной наблюдал, старик?

Дед сунул руку за пазуху и достал оттуда карманные часы. Открыв крышечку, глянул на них и быстро повторил все движения в обратной последовательности. Тихо рассказал:

– Вчера утром я вышел на охоту, достиг леса, а затем вокруг меня всё заискрилось, затрещало и…

– Ты оказался в совершенно другом лесу, – закончил я. – А затем ходил, пытался найти путь домой, но вместо этого повстречал человека и решил пойти за ним. Почему ты решил, что именно я виновник случившегося, дед?

– А кто? – удивился старый. – Помимо тебя я тут никого не встречал! Странный лес, странный путник. Ты чёрт!

– Спасибо за комплимент. Я в долгу не останусь, пень ты трухлявый. Мозгов совсем не осталось, да? Откуда хоть будешь, Петрович? Меня, кстати, Никитой зовут. И ещё Ермаком, фамилии благодаря.

– Брянщина, село Бровничи, – ответил дед и с удивлением спросил: – Дак ты что, не чёрт?

– Рано обрадовался ты, Петрович, мы оба живы. – Кивнув на рюкзак, я поинтересовался: – Есть там что-нибудь съестное?

Дед, нахмурившись, буркнул:

– Ну есть.

Потерев ладони друг об друга, я с довольным видом сказал:

– Доставай тогда, обедать будем…

Дед смотрел на то, как я ем, слишком пристально. Жадность и злость читались в его глазах. Когда в моём рту оказался первый кусок копченого сала, у него аж зубы заскрипели. Мне, человеку достаточно голодному, было плевать. Силой ничего у него не отбирал.

Дело дошло до чеснока. Давным-давно не ел его, поэтому почистил сразу четыре зубчика, но в рот закинул лишь один. Жуя, порадовался жжению, чеснок у старого хороший. Странно, но именно сейчас он начал смотреть на меня иначе. Как-то по-доброму. Неужели причина…

– А ведь я хоть и сомневался, но знал, что ты не чёрт! – дед начал потрясать указательным пальцем. – Нечисть всякая от чеснока бы завыла, известно мне это, а ты рубаешь только хруст стоит, не морщишься нисколько. Отлегло, камень с души!

Петрович полез в рюкзак и достал из него армейскую алюминиевую фляжку. Открутив крышку, сделал глоток и ничуть не поморщившись, сказал:

– Двойная перегонка, сам делал, год на дубовой коре настаивал! Будешь?

Хотел отказаться, но последовало дополнение к ранее сказанному:

– Чёрт точно не выпьет, но ты же не чёрт? Докажешь ещё разок, что к нечисти никакого отношения не имеешь, сынок?

Махнув рукой, я сказал:

– Давай, для аппетита не помешает.

Самогон обжёг рот, а затем, продолжая гореть, устремился вниз по пищеводу. Вернув деду фляжку, к которой больше не буду прикасаться, закинул в рот солёный огурец. И загрустил, потому что вся эта роскошь совсем скоро кончится. Задаю самому себе вопрос – Ермаков, зачем ты загнал себя в такое положение? Отчего бегу? Нет, даже в худших моих жизнях такого не позволял. Ответ, увы, известен, хоть и стараюсь не думать о нём. Прошлое, первая жизнь, вот что жмёт сильнее всего. Мне бы память стереть, да сначала всё начать. Или всё-таки оставить себя таким, каким стал? Не знаю, что будет дальше, но знаю точно, что от прошлого не откажусь. Буду помнить, потому что дорожу всем прожитым!

– Не пошло? – Петрович приложился к фляжке повторно и на этот раз сделал не менее трёх глотков. Мощно выдохнув, пробормотал: – Надо было разбавлять…

– Всё нормально, дед. – Я начал чистить варёное яйцо. – Просто вспомнил кое-что, и взгрустнулось.

– Я, когда войну вспоминаю, тоже грущу. – Дед посмотрел на небо. – Все мои товарищи и моя любимая давно там уже, а я тут. – Петрович осёкся. Пристально взглянув на меня, осторожно спросил: – А мы вообще где? На Земле или?

– В другой мир ты попал, дед. В портал зашёл и оказался на планете под названием Тауран.

– На другой планете? Нет, не верю! Пожалуй, выпью…

Приложиться к фляжке Петрович не успел, я ловко забрал её у него. Слегка захмелевший куда не шло, но пьяный в стельку он мне точно не нужен.

– Оставим твой самогон в лекарственных целях, – сказал я. – Он у тебя крепкий, почти спирт, надо беречь.

Дед, хмурый от произошедшего, кивнул на рюкзак и прошепелявил:

– Так у меня зелёнка, йод, таблеточки от давления, полный комплект с собой ношу. Можем допивать!

– Не, не убедил. Если что-то можно оставить про запас, то оставляем.

– Что же ты, Никитушка, тогда сало не оставил? Такой шмат спорол!

– Чтобы не испортилось, не зима ведь, лето.

– И часто у тебя, сынок, копчёное сало портится? – дед с надеждой смотрел на фляжку секунд пять, а затем махнул рукой и, кивнув на пять варёных яиц, буркнул: – Вот что срочно съесть надо, а не то потом все кусты наизусть выучить придётся. Давай, Никитка, налегай. И продолжай чушь про другой мир нести, может и поверю когда-нибудь, что в другом мире оказался я.

Улыбнувшись собственным мыслям, я сказал:

– Уже сегодня поверишь, Петрович, обещаю тебе…

* * *

Похоронив жену ещё семь лет назад, Петрович остался один. Жил он до вчерашнего дня в деревне, и имел всего одну радость в жизни – любил охотиться. В зверей без нужды не стрелял, оружие при себе таскал чисто по привычке, а под охотой подразумевал прогулки по лесу. В прошлом служил в армии и на момент ухода на пенсию имел звание полковника. Наверное, воевал, а может быть и нет, кто его знает? Ничего об этом старик не рассказал, зато про своё деревенское хозяйство – кур, свиней, корову и овец все уши прожужжал. Беспокоится, осталась скотина без хозяина, голодает. Успокоил его, долго дом без присмотра не останется, дети, узнав про пропажу отца, быстро порядок наведут. Двое их у деда, сын и дочь, уже сами внуков нянчат. С отцом, по его же словам, вообще никак. Может он такой плохой, а может обстоятельства какие к этому подвели, но уточнять я не стал. Зачем мне такая информация? Мне, а точнее потерявшемуся Вите, кое-что другое важнее.

Петрович, по сути, для Витька в данный момент единственная надежда на спасение. Из меня следопыт не сказать, чтобы совсем никакой, найти человека, убежавшего по песку на много километров, без труда смогу, но без песка уже нет, сложно. Деду, по его словам, такое под силу. Поверил на слово, но и проверить сказанное не забыл. Старый, немного прогулявшись со мной по лесу, показывал следы зверей. Есть оказывается, живность в этой местности, как хищная, так и травоядная. Я удивлялся дедовскому умению видеть