Уходя, закройте двери - Екатерина Соболь

Дровосека явно раздирали противоречивые желания: вроде и хотелось отнять мощный артефакт, но в ворох сияющих искр превращаться было неохота.

– Э, э! – вяло крикнул он мне вслед, лихорадочно поглядывая на окна Стражи: видимо, надеялся понять, чего хочет босс.

В мире без мобильных телефонов быстро получить инструкции – проблема. Никого из товарищей, даже верного Страшилы, под рукой не оказалось, и Дровосек, шипя от злости, бросился в здание узнать у Гудвина, что делать.

– Антон, в себя приди! – прошептала я. – За руль, быстро!

Он очнулся и вытащил из кармана шорт ключ. Я уложила портрет на заднее сиденье. Учитывая, как Антон водит машину (и катер), нарисованного Журавлева даже хотелось пристегнуть, чтобы он дожил до дома, но тут дверь Стражи открылась, я брякнула портрет как попало и метнулась на переднее сиденье.

– Поехали! – завопила я.

Быстро ездить, бегать и драться – вот три таланта Антона, и пора пустить в дело первый, пока не дошло до третьего. На площадь выбежали несколько клановцев – как же странно видеть их в дверях любимой Стражи! – и в Антоне наконец-то сработал рабочий инстинкт «видишь эти рожи – скрывайся». Он резко вывернул руль, и мы выехали на проспект, не интересуясь мнением остальных участников движения. Антону возмущенно сигналили, но он давно к этому привык. Разогнался – и мы, встроившись в поток машин, полетели по проспекту. Я глянула в окно. Дровосек в сопровождении троих парней бежал к парковке. Интересно, что им сказал Гудвин: «Верните Антона», «Верните снежинку» или «Верните эту охамевшую девчонку»?

Когда Стража исчезла за поворотом, я решилась глянуть на Антона. Он смотрел перед собой, сжимая руль до побелевших костяшек. Не буду пока его трогать. Я заглянула в сумку, чтобы проверить, как там снежинка. Она не холодила ногу через ткань, не оказывала странных эффектов, лежала тихо, не напоминая о себе. Я осторожно вытащила ее, прикрывая рукой, чтобы не ослепить Антона за рулем. Даже красивая, когда не пытается лишить тебя памяти и превратить в ворох сияющего пепла. От воспоминаний я до сих пор содрогалась. Я держала ее на открытой ладони – если я верно поняла правила обращения с артефактами, так он не должен сработать. И что с ней теперь делать? Стражи нет, артефакт сдать некому. Не хранить же ее в бардачке машины! Антону тоже не отдашь – не знаю, как он собирался помочь делу, разбив эту штуку сам.

Мы свернули на какую-то улицу, потом еще на одну и еще. Там Антон затормозил, меня швырнуло вперед, и я от неожиданности чуть не сжала снежинку. Отдернула руки, и она упала мне на колени. Ну, хоть не разбилась! Мы стояли в тишайшем переулке: он был узкий и какой-то квадратный, его ширина мало отличалась от высоты двухэтажных особнячков по обеим сторонам. Один дом был совсем разрушен, мостовую прорезала широкая трещина: типичный сувенир от волшебной двери, которая слишком долго простояла открытой. Позорище, конечно, что Стража до такого дошла.

– Что это за штука? – негромко спросила я и убрала снежинку в сумку. – Я почувствовала, что просто… Забываю, что ли. Как будто не узнаю ни тебя, ни то, что вокруг. Наверное, так себя чувствуют старики, когда у них с головой проблемы.

– Он сказал, это первый артефакт, – монотонно проговорил Антон. – Что ты исчезнешь из города и забудешь про нас. Но я попытался его сжать – и вообще ничего не почувствовал.

– Ты надеялся, что он тебя убьет и не придется решать проблемы? – Я снисходительно посмотрела на него. – Не знаю, кому бы от этого стало лучше.

Антон резко вылез из машины, я тут же последовала за ним. Он сел на скамейку у одного из подъездов заброшенного дома – в палисаднике до сих пор пышно цвели белые и персиковые мальвы. Я опустилась рядом. Ну и мрачное местечко Антон выбрал для отдыха после погони! Как будто хотел, чтобы даже тут все напоминало об ошибках. Антон запустил руку в карман, и я уже испугалась, но он просто вытащил почталлион. Потряс его. Плоская ретромашинка выглядела мертвой, экран не горел, тут даже кнопок не было, чтобы на них нажать. Антон размахнулся, будто хотел швырнуть его о стену, потом пожалел и сунул машинку обратно в карман.

– Бывает и хуже, так? – бодро сказала я, чтобы поскорее забыть о том, как жутко перепугалась около Стражи. – Никто из ваших не умер, все разошлись по домам. Надо пораскинуть мозгами и решить, как разобраться с Кланом.

И вот тут Антон взорвался.

– Ты чокнутая? – заорал он, будто гнев копился внутри полдня и наконец пробил плотину. – О чем ты вообще? Я тебя чуть не убил, второй раз чуть тебя не убил, а ты…

Я вздохнула, не зная, как ему объяснить: когда сам хлебнул проблем, начинаешь спокойнее относиться ко всей фигне, которую творят люди, пытаясь вырваться со дна. Неприятности отскакивают от меня, как теннисные мячики от стены. Ну, кроме случаев, когда мужчины опасного вида загоняют меня в угол. Антон к этой категории почему-то не относился даже со смертельным артефактом в руках.

– Ну не убил же. Это Гудвин приказал тебе сделать? Все еще кормит тебя обещаниями вернуть мать?

– Ненавижу тебя, – отчаянно выплюнул Антон.

– Я знаю, – грустно сказала я.

Он дышал так тяжело, что я решила ему помочь, пока он не треснулся головой о стену здания или не сделал что-нибудь такое же драматичное и глупое.

– Слушай… – осторожно начала я. – В тот раз Гудвин сказал, что вернет ее, если ты возьмешь у него артефакт и откроешь дверь, которая отправит меня домой. И явно обманул, иначе ты бы такой грустный не ходил. Потом ты помог Гудвину захватить Стражу, и это, конечно, отстойный поступок. Но если б мне предложили вернуть маму, я бы, может, и не такое сделала. А еще он велел тебе избавиться от меня окончательно, чтобы я точно не вернулась. Понятия не имею, чем я ему так насолила. Видимо, козлу не нравится, что кто-то может так ловко закрывать двери. Ты попытался, но тебе стало меня жалко – спасибо, кстати, – и ты не стал этого делать.

Антон в течение всей моей речи смотрел на меня с пламенеющей ненавистью. Похоже, его бесило, что я верно поняла его трагические метания. Не зря он любил поэзию: думал, что он весь такой таинственный и никем не понятый Маяковский. «Я из-за тебя, между