Фантастика 2025-62 - Ринат Искандэрович Мусин

более странно, что я был уверен, что другие на это не способны. Особенно те, кто уже находится у власти. Кто привык к ней. Привык к роскоши, к безопасности, к своему положению. Да, я считал верхушку компартии Китая амебами, трусами, дипломатами. Кем угодно, но не воинами. Но они пришли. В тайное убежище под горами Кунь Лун. А к ним пришли мы. Я и Люгер. И мы, как дикие безумные обезьяны со сверхспособностями - начали убивать людей. Двоих убила Люгер, остальных - я. Мы перебили половину там присутствующих, в тот день. И они умерли, по настоящему. Ради будущего. Ради человечества. Я не понимал этого тогда, не мог понять.

- А теперь, значит, понимаешь, - прокаркала Овод.

- Теперь - да, - тихо отозвался Маузер.

- Вы тоже хотите жить по потребностям? - Нечаев вскинул голову и спросил уже молодых людей, пришедших с Магнолией и Дэном. Эти юнцы еще не произнесли и слова, не представились, и Марат подозревал, что информация, которая проявляется при взгляде на них, их прозвища и имена - неверны. Мягко говоря. Но, видимо, они хорошо усвоили уроки старой революционерки. Что главное в организации - дисциплина и конспирация.

- Да, - отозвался самый высокий из них, чернокожий лучник. - Пришло время новой революции. Мы хотим, чтобы даже такое подобие государства перестало существовать. Человек доказал, что может жить по труду. Что может оценивать и ограничивать свои потребности. Когда мы прилетим на новую планету, то должны быть полностью коммунистическим обществом. Каждый должен быть коммунистом. Партия, которая сейчас сидит во главе Терры...

- Это упертые старики! - вдруг и горячо подхватила девушка. - Они считают, что знают больше всех, но они просто трусливы...

- Осторожны, - поправил ее Маузер.

- Нет, они трусливы, - глаза девушки сверкнули. - Они не способны даже попробовать. Мы уже десять лет пытаемся ввести право на смерть, что каков бы ни был человек, нельзя его принудительно заставлять жить...

- Распределение должно быть справедливым, - вмешался наконец и третий юноша. - Не по их закостенелым критериям и баллам, а с применением настоящей демократии. Сейчас системы коммуникаций развиты настолько, что мы за мгновения можем решить вопрос любой важности. Сообща, все вместе...

- Молодые люди, - Марат создал в пальцах горящую сигарету, затянулся, выигрывая несколько секунд. Он уж и забыл, какой пылкой может быть юность. Какие хорошие ребята... Так их жалко...

- А вы в курсе? - продолжил он. - Вы понимаете что сказала только что товарищ Овод? Что как только мы прилетим на точку "Бэ", так все возможности капитанов превратятся в пыль и тлен? Что мы, вот я например... и Люгер, и Да Лунь... станем обычными людьми. Что наши, как бы сказать... "сверхспособности" - это все заемное. Что, проще говоря, я потеряю свои триллионы тонн. Люгер - свои электрон-вольты, а Да Лунь - все свои кельвины... И программы, которыми мы все это контролируем, скорее всего, будут стерты из наших революционно-восприимчивых мозгов. И что мы тогда будем делать? Без всемогущей Люгер, которая действительно за доли секунды может опросить миллионы, проанализировать данные и выдать оптимальный вариант решения вашей проблемы, любого уровня сложности. Может все таки стоит сохранить партию? Не как руководящий орган, а как сито, этакий фильтр для выявления из людей самых достойных? Чтобы включить их в свои ряды?

- Мне кажется, вы не понимаете, - снова взял слово "Лучник". - Они же как тормоз, скоро превратятся в рудимент, ненужный орган, в котором только и делают, что кичатся своей исключительностью, избранностью, элитарностью.

- Я, молодой человек, в курсе, что в каждой машине, почти в каждом механизме - есть и будет, как вы говорите - тормоз. Без тормоза, системы успокоения и сбрасывания скорости ни одна машина нормально не работает...

- А ты в курсе, Маузер, - заскрипела Овод. - Что пока ты тут с малолетками развлекаешься, некто товарищ Да Лунь во всех кластерах создал этакие "чайна тауны"? Китай-райончики, где живут почти поголовно выходцы из Поднебесной.

- Хорошо, - согласился Марат. - Я узнаю, спрошу у Большого Дракона, что и почему... Но и ты вспомни, как мы встречались с тобой, в последний раз. Много лет назад. Когда на тебе не было этого тюремного браслета.

Овод откинулась в своем инвалидном кресле.

- Что, Маузер, больно? - вдруг спросила она таким голосом, что утихли все звуки, так привычные за большим обеденным столом. Марат сжал зубы.

- Да, вижу, - жестко и внятно произнесла сидящая в инвалидной коляске. - Болит. И у железного Маузера бывает, болит. Я еще удивилась тогда. Как ты сдался быстро. Это совсем не в твоем стиле...

- Я не сдался, - едва размыкая челюсти, ответил Марат. – Но ты собиралась сделать из единого экипажа Терры два государства, - жестко говорил Марат.

Глава 26

Чертовы женщины. Постоянно пытаются сбить с толку, сыграть на чувствах. Но на этот раз не на того напали. Он не должен давать волю чувствам. Хотя старая карга права. Сколько лет прошло, а все равно очень больно, и сейчас тоже…

– Да-да, именно государства, конкурирующие между собой, продолжал говорить Марат через стиснутые зубы. - Так ты понимала борьбу. Как будто это борьба между светом и тьмой. Предлагала собрать «темные силы» в паре секторов. И Люгер правильно сделала, что не дала тебе развернуться…

- А уж про Люгер и говорить нечего, - с зубовным скрежетом сказала Овод. – Сделала из себя божество какое-то. Культ личности в полной красе. Типичная самодовольная… даже не знаю, стоит ли говорить.. Думает только одним местом...

- Но я же не зря рассказал историю, произошедшую под хребтом Кунь Лун, - Марат встал, последний раз затягиваясь сигаретой, подошел к большому камину по центру зала. Выбросил окурок в огонь. И загляделся на языки пламени. Сам он считал, что человек стал человеком не когда поднял палку, и даже не когда привязал камень к этой палке, или обмотал тело шкурой убитого зверя. Нет, Маузер считал, что человека из животного сделал огонь. Чистое разрушение, подчиненные хаос и непредсказуемость - вот что четко отделило нас от животных, подвело черту, из-за которой уже не было возврата.

Маузер развернулся на носочках. Тело и движения его приобрели звериную гибкость и мягкость. Людям, которые наблюдали его таким, становилось не по себе. Он знал,