Князь Пушкин - Сергей Александрович Богдашов

— Даже если и есть, то кто такого убогого искать будет? — услышал я в ответ.

Так-то отец Иона прав — хворые да убогие крепостные мало кому нужны. Разве что в заклад сгодятся, да и то чтобы заложить «душу» в Опекунский Совет, нужно чтобы человек был с землёй и учтён в ревизских сказках, которые постоянно уточняются. Так что, скорее всего Афанасия «списали» давно, объявив мёртвым или беглым, чтобы подушную подать не платить. А может парень и вовсе не крепостной, а какой-нибудь мещанин — такого тем более никто в розыск не объявит.

— Князь, давай не будем ходить вокруг да около. Монастырю от Афанасия проку мало, а твой интерес к нему я прекрасно понимаю. Так что возьми парня к себе в услужение, — неожиданно заявил святой отец. — Положи ему за службу копейку-другую, да не дай с голоду пропасть.

— Не обещаю, что будет спать на шелках, и каждый день кушать шоколад, но точно не обижу, — получил я одобрительный кивок от священника и посмотрел на Афанасия, который стоял метрах десяти от нас и разглядывал иконы у стены, находящиеся в деревянных киотах.

— Афанасий, — подошёл я к парню, рассматривающему икону Умиление Пресвятой Богородицы, — Пойдёшь ко мне в работники?

— Пойду, если лошадь мою позволишь с собой взять, — не отрывая взгляд от иконы, ответил парень.

— Конечно, позволю. К тому же у меня коновал есть. Если что, то он твою савраску и посмотрит, и полечит, коли нужно будет, — пообещал я теперь уже своему работнику.

Так и появился у меня первый наёмный работник.

Сказать по правде, я не ожидал, что с Афанасием всё так просто сложится и предполагал, что игумен начнёт мне руки выкручивать. Но то ли так звёзды сошлись, то ли моё скромное пожертвование на монастырь в размере пятидесяти рублей ассигнациями поспособствовало тому, но парня отпустили, не чиня препятствий.

Жаль, конечно, что Афанасия не было со мной во время поездки в Велье, но так уж сложилось. А с другой стороны, когда бы мне было колодцы искать. С утра окрестности осмотрели, и почти сразу после обеда домой направились. Единственное что я успел, так это в пару дворов зайти, что были рядом с помещичьей усадьбой, да и то только потому, что к ним пройти можно было, не утонув по уши в грязи.

Первое хозяйство оставило тяжкие впечатления. Вроде и прибрано в доме, а видно что мужской руки не хватает — крыльцо сгнило, ставня на окне болтается, того и гляди отвалится. Да оно и понятно — живут в доме старик и дочка-вдова с двумя девчонками-близняшками лет десяти. Посмотрел я и на небольшой огород за домом.

— Что сажаете? — спросил я хозяина, заметив, что урожай убран, и кое-где на земле были видны следы костров, в которых жгут ботву.

— Дык картофель садим, барин, — близоруко щурился на меня старик. — Ещё немного лучку, да свёклу с репой.

— По грибы-то ходите? А то, вон у вас какие леса в округе.

— А как же не ходим, барин. Конечно, ходим. Внучки кажный день летом в лес бегают, а то и по два раза. То грибов принесут, то ягод.

— Не боишься внучек одних отпускать? А ну как волки нападут или заплутают дети?

— Что ты, барин, — замахал рукой старик. — У нас поблизости разве что лисы да зайцы остались. Волков давно не видели. Да и не одни ребятишки бегают, а гурьбой.

Тут подул слабый ветерок и с соседнего огорода послышался странный треск, а затем и вовсе под свист и улюлюканье детворы в воздух поднялся небольшой бумажный змей с кумачовой лентой вместо хвоста.

— Это кто у вас тут такой затейник? — поинтересовался я у деда, наблюдая за змеем, взлетевшим уже метров на двадцать.

— Да это Стёпка Еремеев детишек сельских балует, — проводив мой взгляд в небо, ответил старик. — Хороший парень. Рукастый. А уж пацанва в нём души не чает. Он им то вертушек наделает, то кораблики настрогает, то ещё чего удумает. Жаль вот только — круглый сирота. Считай года два как одного за другим мамку да папку с сестрёнкой похоронил.

Змей продолжал парить в небе, а мне стало интересно, что за шум раздаётся с участка сироты. Уж очень он мне знакомым показался. Каково же было моё удивление, когда обойдя кусты смородины, служащие своеобразным забором между огородами, я увидел понатыканные по всему участку деревянные вертушки.

Помню, будучи пацаном, я гостил у дяди в деревне, и он мне ради забавы выстругал ножиком двухлопастной винт. Затем раскаленным докрасна гвоздём проколол его по центру и прибил к торцу рейки. С другой стороны этой же рейки мелкими гвоздиками прибил хвост из картонной обложки от старой книги, после чего закрепил получившийся флюгер на торец черенка от швабры. Эх, и носился я по улице с этим флюгером — вся живность по дворам разбегалась, услышав шум винта. Стоит добавить, что в огороде дяди подобные вертушки отпугивали птиц от виктории и клубники лучше любого пугала.

Детвора, заметив моё появление, затихла, а пацан лет пятнадцати начал скручивать бечеву на мотовилу.

— С пернатыми борешься? — кивнул я на утыканные в землю флюгера, точь-в-точь похожие на те, что были в моём детстве.

— С ними, окаянными, — кивнул паренёк и подобрал с земли упавшего змея. — Не успел на зиму в сарай занести. А ты что-то хотел, барин?

— Почём знаешь, что я барин? — удивило меня подобное обращение из уст столь молодого человека.

— Ну как же не барин, если сапоги добротные, одежда их хорошего сукна, да шляпа на голове непонятного фасона? — заметил пацан.

— А в дом свой меня пригласишь? — напросился я в гости. — Тебя ведь Степаном величают?

— Степан Ильич, — важно представился парень.

Мне вдруг захотелось схохмить и представиться «Царь, просто царь», но вовремя одумался — за такие шутки можно на курорт в районе Байкала загреметь. Кто его знает, а вдруг настоящему царю в тех краях начинающих артефакторов не хватает.

— Князь Ганнибал-Пушкин, — представился я в ответ.

— Ого, целый князь,– протянул Степан, — Уж простите, Ваша Светлость, не признал.