Диверсант. Назад в СССР - Андрей Гросс

Двое оставшихся парней не спешили сдаваться, они переглянулись и бросились на меня с двух сторон. Я сделал кувырок вперёд, чтобы переместиться подальше от них, и вскочил на ноги. Посмотрел в сторону Маринки, которая смотрела на всё это с открытым ртом. Ей вроде бы пока ничего не угрожает. Тем временем тот парень, которого я пнул в живот, встал на ноги и, не переставая материть меня последними словами, достал из кармана складной нож и, пошатываясь, пошел в мою сторону. Толпа людей с криками возмущения немного отступила, я схватил со столика, на котором лежал товар, палку копченой колбасы, она была заморожена и удобно лежала в руке, и поэтому её было можно использовать как увесистую дубинку. Удар такой замороженной сырокопчёной палкой колбасы будет поэффективнее, чем удар резиновой дубинкой, из-за её приличного веса.

Парень, как бешеный, начал размахивать ножом, приближаясь ко мне. Насколько я понял, у него в руке был простой перочинный нож, не запрещенный к хранению. То ли парень был совсем неумным товарищем, то ли уже успел выпить и потерял связь с реальностью, потому что нападать на меня с ножом при куче свидетелей было просто идиотизмом, даже если бы он не задел никого ножом, то только за одну эту выходку он бы схлопотал года три-четыре. В СССР с этим было строго. Но все равно этого придурка нужно было остановить, пока он не натворил бед и не порезал тут кого-нибудь.

Улучив момент, я сильно ударил его замороженной палкой колбасы по руке, в которой он сжимал нож. Парень выронил ножик и закричал от боли, схватившись за руку. Вряд ли я сломал ему кисть, но удар был очень болезненным. Для полноты ощущений я ударил его сбоку по голени, от чего он упал на траву. Этот удар очень эффективен и прост, получается, что удар переходит в подсечку и выбивает сустав голени, противник долгое время не может стоять на ногах.

Пока мои противники пребывали в секундном замешательстве, я открыл ящик с инструментами внизу будки и достал оттуда монтировку.

— Пошли на хер отсюда! — прокричал я, размахивая монтировкой. — А то сейчас всем, блять, руки переломаю!

Наконец-то эта четверка хулиганов решила ретироваться. Они подняли своего товарища с травы и пошли прочь, попутно оборачиваясь и выкрикивая в мой адрес маты и угрозы.

— Ну их на хер! — в сердцах сказала Маринка. — Давай сворачиваться, пока эти уроды нам какой-нибудь подлянки не устроили.

— Тогда валим отсюда! Пока эти уроды еще кого-нибудь с собой не привели! — согласился я.

— Так, граждане все! Лавочка временно закрывается! — громко прокричала Маринка.

Некоторые люди, которые стояли в очереди, начали выражать недовольство, но всё же подошли к Марине и начали совать деньги, чтобы по-быстрому купить колбасу. Марина плюнула на опасность, которую представляли эти гопники, и начала торговать. Я оглядывался по сторонам, не выпуская монтировки из рук, чтобы убедиться, что эти молодчики не вернутся и не устроят нам ещё какие-нибудь проблемы. Мы быстро продали всё, что у нас было. Конечно, я понимал, что наша торговля была незаконной, и привлекать внимание милиции дракой с этими людьми было бы неразумно, несмотря на то что у этой мясной мафии милиция была прикормлена, нам не стоило лишний раз светиться. Нам без дальнейших приключений удалось за час распродать всю левую колбасу, затем мы загрузили стол и кассу в машину и уехали оттуда без происшествий.

На следующий день после происшествия меня вызвал к себе директор мясокомбината. Я никогда раньше не видел его лично, и мне было непонятно, зачем он меня позвал. Если бы хотели меня уволить, то просто сказали бы зайти в отдел кадров и забрать документы.

Я поднялся на второй этаж административного здания мясокомбината и вошел в небольшую приемную и посмотрел на дверь кабинета директора, на котором висела табличка «Коган Григорий Игоревич». Секретарша, полная женщина лет сорока, в очках и с обесцвеченными волосами, надменно посмотрела на меня и спросила:

— Вы по какому вопросу, товарищ? —

— Да меня вроде бы сам директор вызывал! — немного растерянно махнул я рукой в сторону кабинета.

Секретарша посмотрела на меня так, будто бы я приперся к ней домой без приглашения, а не в приемную к директору, неохотно встала из-за стола, подошла к двери, постучала и, немного приоткрыв дверь, проскользнула в кабинет. Через минуту она вышла и официальным тоном сказала:

— Можете войти. Григорий Игоревич примет вас!

Я вошел в просторный кабинет. За большим столом сидел пожилой мужчина лет шестидесяти, в очках.

— Здравствуйте, Георгий Игоревич! Вы вызывали меня? —

Директор снял очки и сказал:

— Сергей Петров, если не ошибаюсь? —

Я кивнул и стоял молча, смотрел на директора.

— Я наслышан о ваших подвигах, молодой человек. Инцидент, конечно, получился некрасивый, но лично я считаю, что вы повели себя правильно… И даже, наверное, следует сказать, действовали довольно грамотно… Что говорит о том, что мы не ошиблись, взяв вас на работу. Да вы присаживайтесь, — сказал директор, показывая мне на стулья, которые стояли возле его огромного стола с моей стороны.

О как! Неужели меня позвали, чтобы просто похвалить, хотя по его вкрадчивому тону чувствуется, что не всё так просто. Я отодвинул стул. Сел и внимательно смотрел в глаза директору, пытаясь понять, что ему от меня нужно.

— Видите ли, молодой человек, дело в том, что мне необходимо перегнать машину из Уфы сюда, в Волгоград. Я купил у своего родственника, недорого. — словно оправдываясь, доверительным тоном сказал директор. — Я попросил начальника вашего гаража Михалыча подобрать мне для этого ответственного водителя. А тут вы, молодой человек, на деле доказали, что можете постоять и за себя, и за вверенное вам имущество. Так что, как вы относитесь к небольшой, но хорошо оплачиваемой командировке в Уфу? По прибытию, кстати, вам будут положены несколько дней отгулов.

Уфа! Я едва не подскочил на стуле от неожиданности. Последние дни я был на грани нервного срыва. Оставалось всего ничего до теракта. Вроде бы почти ещё целый год, но я не находил себе места. Я хотел оказаться там под Уфой и увидеть всё своими глазами и продумать, как предотвратить эту катастрофу. Спасти сотни людей и предотвратить ужасные последствия, о которых люди даже не догадываются.

— Да я совсем не против, —